Угловатая, робеющая под чужим взглядом, девчушка незаметно превратилась в стройную, сероокую красавицу. Русые волосы стали темными, фигура – ладной. К работе Соня была жадной, все у нее спорилось. Заглядывались на нее деревенские парни, а кто посмелее, приглашал на свидание. Ярче кумача становились тогда ее щеки, но выражение лица не менялось. Воспитанная в строгих правилах, знавшая цену и слову и делу, она считала это баловством. Софья была старшей дочерью в семье, рано пошла батрачить.

Особенно тяжело стало, когда слегла мать: и за хозяйством, и за младшими надо присмотреть, и по дому все сделать. Когда не стало матери, отец привел мачеху.

А вскоре сосватали Софью за крепкого, работящего Ивана. Все девушки должны идти замуж, пришел и ее черед. Отцы порешили между собой, а дети должны подчиняться.

Начали строить на самом краю станицы хату. Выходила она просторной, светлой, радовала глаз. Все потому, что ладили меж собой хозяева. Иван –

мастер на все руки, любил петь, играл на разных инструментах. Жену свою ласково звал Сонюшкой. Непривычные к такому обращению станичники считали его чудаком. Еще больше удивило их, когда по краю своего подворья вместо нужных фруктовых деревьев посадил тот тополиную аллею. Софья не всегда

понимала поступки мужа, но твердо знала, что хозяину виднее, что и как делать.

Родилась дочь. Назвали Аннушкой. Имя звучало ласково, словно баюкало. Когда девочка стала произносить первые слоги, она постоянно повторяла два: га и ля. С той поры стали звать ее Галей. Иван обучал молодежь военному делу, Софья была звеньевой полеводческой бригады. Жили не сытно, но не хуже других. В свободное от работы время хозяюшка ткала полотно из конопли, из старых лоскутов - коврики, покрывала. Из полотна шила рубахи, юбки, кофты. Из шерсти получались тканые одеяла. И откуда в ней было столько сил? Все успевала, еще и родным помогала. Один за другим родились еще двое детей: Вася и Рая. Когда они немного подросли, как и старшую, малышей отдали в колхозные ясли. Все должны были работать, Софья не была исключением.

Тридцатые годы оставили в судьбе страшный след. Станица не выполнила план хлебозаготовок и была занесена на « черную доску»: ни выехать из нее, ни

въехать было нельзя. Пустые колхозные амбары, нет торговли, да и денег у кол-

хозников не было, работали за трудодни. Заболел воспалением легких и вскоре умер Иван. Завернули его в рядно, так и похоронили. Умерли от голода в яслях Вася и Рая. Старшенькая – Галя- увидела, как их тельца, изглоданные крысами, побросали на арбу вместе с другими умершими детьми и повезли на кладбище.

От такой картины девчушка едва не лишилась рассудка и приняла решение бежать. Опухшее от недоедания лицо ныло, видела она плохо и брела наугад.

Когда Софья прибежала за детьми, Галю не нашли и сказали, что умерли все трое. Как жить после этого? Да и зачем? Почти негнущимися ногами, не видя от слез дороги, добралась она до родного порога. Прислонилась к чуть шершавой стене, провела огрубевшими руками по двери. Войти в хату она не сможет. Там все напоминает о муже и детях. Жизнь кончена. Тяжело опустившись на ступени, закрыла лицо руками. Тусклый свет уходящего дня был невыносим. Закрыть глаза навечно - вот что теперь было главным. Тело становилось вялым. Мысли путались.И вдруг током пронзила теплая детская рука. Приподняв тяжелые веки, Софья увидела Галю. И только тогда в ее тело начала возвращаться жизнь.

В ясли дочурку она больше не отдала, запирала дома. Чтобы не загрызли крысы, положила рядом большую палку. Еду приносила ночью: пышку и немного затирки. Строго наказывала дочери есть понемногу, чтобы не умереть.

В тридцать седьмом хлеба уродились богатые, появилась надежда на лучшую жизнь. Потом было второе замужество, правда, недолгое. Родившаяся дочь – Лида – прибавила хлопот, но и радости. Вася и Рая незримо тоже были рядом. С годами думать о них стало чуть легче. Плохо только, что не было у них отдельных могилок, чтобы посидеть там, рассказать о своем, ласковыми словами согреть.

Думалось Софье, что выстрадала она уже за троих, но вновь пришла беда.

Полыхнула, все опалив, война. Ушли на фронт мужчины. Потом поставили под ружье и необстрелянных юнцов. В сорок втором, преодолев отчаянное сопротивление наших войск, ворвались в станицу фашисты. Наглухо закрыв свою душу, Софья вместе с другими вынуждена была гнуть спину на новых хозяев. Но безысходности не было. Верили селяне, что скоро придут наши и освободят их.Прошел слух, что сбросили с самолета десантников, но все они погибли. Бабы горестно вздыхали. Жаль было молодых, погибших в расцвете сил. Досадно и больно, что сила еще на стороне врага.

В начале сорок третьего некогда бравые и самоуверенные гитлеровцы что-то приуныли. Пришедший во двор за яйцами румын, непонятно лопоча, достал из кармана фотографию женщины с детьми, тыкал в нее пальцем и плакал.

Что-то разладилось у завоевателей. А вскоре под натиском советских войск враг бежал! И снова от зари до зари - работа в колхозе. Надо было помогать фронту, накормить городских, не умереть от голода самим. Старшая дочь тоже трудилась с подругами: и зерно возили на элеватор, и сено косили, и в саду, и на винограднике.

После войны стало чуть легче, когда возвратились с фронта мужчины. Не раз думала Софья о том, что скоро встретит свою судьбу Галя, а там и Лида вырастет. Хорошо бы, чтоб жили они в своей станице. Вместе легче и в горе и в радости. Радовало, что девчата были работящие, видные собой, уважительные.

Жених у старшей появился как гром среди ясного неба. Недавно вернулся из армии, почти и не встречались, а пришел сватать. Столько пережить, а теперь заезжему парню отдать свою кровиночку? Резко отказала жениху, приказала обходить стороной их хату. А через какое-то время произошел побег. Морозным вечером подкатили сани, вы бежала Галина на улицу, укутал ее Петр в овчиный тулуп и помчал в родительский дом.

Думала Софья, что не переживет такое. Деревня крепко хранила стародавние порядки, потому многие сочувствовали матери, не понимали дочериного своеволия.Но недаром говорится: время лечит. Потихоньку обида сменилась беспокойством, как сложится жизнь у молодой семьи. Слышала, что свадьбу справили всем селом, была она шумной и веселой.

Когда родилась внучка, Софья окончательно уверилась в том, что судьбу надо принимать такой, какая она есть. И снова ее глаза заискрились теплотой, а жизнь наполнилась новым смыслом. И на работе, и дома, как в былые годы, зазвучал ее смех. Потом уехала из станицы Лидия. Чтобы прогнать тоску, работала мать до изнеможения. Веселее становилось летом, когда привозили гостить внучку.

С годами быть вдали от детей становилось труднее. Пошаливало сердце, силы были уже не те, одиночество давило каменной глыбой. Посоветовавшись

С дочерьми, переехала к младшей. Судьба подарила ей шестерых внуков. Очень гордилась их успехами, переживала неудачи, старалась передать им свои представления о добре и зле, подолгу рассказывала о старине. Верила, что все плохое в жизни – позади. Пусть хоть внуки живут счастливо.

Когда совсем слегла Софья, старалась держаться, чтобы сильно не расстраивать родных. В ее сухоньком теле сильней адской боли горел огонь

любви, и невыносимо было видеть слезы в глазах детей и внуков. Потому и осталась она в их памяти сильной духом, бесконечно доброй и строгой одновременно.

Пышно цветет у каменной плиты барвинок. Смотрит с фотографии Софья на этот мир: как вы тут без меня?