Предисловие к книге одиннадцатой Ну, с Богом! Воссиять велят На практике... Твори, писака! Страна прищуривает взгляд: -- Какие вы, сыны журфака? – Мы разные на все лады. Кто мягкий, сладкий точно персик, Кто острый, жгучий – жди беды – Рисковый, словно красный перчик. Такие и нужны стране – Любого сорта и масштаба. Да только в подлинной цене Лишь честные... Душой не слабы, На риск готовы и на боль. У нас – великие предтечи. И мы исполним с честью роль В той ипостаси человечьей, Которая избрала нас Для исполненья Божьих планов. Мы – творческий рабочий класс – И ненавидим всех тиранов С любой окраской... Мерзкий культ Партийных «личностей» нам тошен. Мы завершили третий курс, Подпитываясь всем хорошим, Что искренне профессора Передавали по наследству. Теперь нам отдавать пора На практике... Крутому средству Тому взаправду нет цены При подготовке журналистов. Сто книг прочтя, теперь должны Неумолимо бросить вызов Известным рыцарям пера, Акулам радиоэфира, Китам экрана... Всем пора Понять: трепещущая лира Не киксанет у нас в руках... Держитесь, зубры репортажа! Хана всем вашим штампам, крах, Протухшая бодяга, лажа! Мы вам покажем, как писать Положено в двадцатом веке, Что говорить и как снимать – Уймитесь, скучные калеки. Теперь вам можно на покой, Раз мы в редакции приходим. Прочь, с вашей тусклой чепухой! С приходом нашим – непригоден Стал весь ваш опыт, устарел... Мы – свежий ветер, мы – отвага В решении назревших дел, Послы московского журфака... Поэма первая. Я, Семен… Мы в Черновцах четыре дня… Я с выходом в эфир помедлю. Звонил на радио… Меня Столкнули с облака на землю: Мой украинский нехорош… Пообещал: подправлю мову… -- Ну, как подправишь, так придешь… -- Я знаю: твердую основу Пленительного языка Во мне надежно заложила Учительница на века… Самоотверженно служила В той восьмилетке у тюрьмы, Где разуму-уму коряво И тупо набирались мы, Придурков шумная орава… Упрямый неслух и балбес, Не без способностей, однако, Расхлябанный, ленивый, без Желания учиться – бяка -- Для педагога и урод… Ей, златокосой и прекрасной, Внимал всегда разинув рот – И восхищался четкой, ясной Отменной дикции ее И красоте живого слова… К ней преклонение мое Непреходяще… И основа Во мне – второго языка – Он тоже мне родной по жизни – Вполне и истинно крепка… Чуть подзабыл – язык капризней, Чем русский… Ладно, повторю… Мои учебники в подвале Нашлись… Долблю, тропу торю К прекрасной мове… Кстати, звали – Учительницу в НСШ, Ту, что меня учила мове, Чей образ до сих пор душа, Хранит у шанi i любовi, И имя – Лидия – ее Васильевна – в числе сокровищ Моей судьбы – и забытье Им не грозит... Судьба, торопишь? Успеется! Подшифовал Грамматику с произношеньем – И, выпив чаю, пошагал... Встречают добрым отношеньем Предкомитета Романюк И Смолдырева – шеф-редактор. Тестируют: а как мил-друг, Ты розмовляешь? Мовный фактор Активизирован вполне. И на планерке представляют Студента – коллективу, мне – Коллег. Приказом оформляют – В отдел последних новостей, Вiстей останнiх – так на мове... -- Я, собственно, не ждал гостей, Конечно, ты попортишь крови... – Отдельский предрекает босс, Арон свет Зельманович... Крепко Жмет руку... -- Сильный, блин, барбос! Ну, поглядим... – Он, Котляренко, Заданье тотчас выдает: -- Указ опубликован, видел? Жизнь трудная отныне ждет Всех недоучек: лозунг выдал ЦК – учиться десять лет Безотносительно к талантам. Нам должно подкрепить декрет Достойным выступленьем... Вам там, На факультете в МГУ Об «откликах» не говорили?... Ну, я студенту не солгу: Мы слушателя задолбили: Все одобрям-с и одобрям-с. За это нам и деньги платят. Даю тебе отличный шанс: Смотайся в школу – и прокатят Твое в эфире интервью... – -- В девятку, где на украинском?... -- Не хочешь, стало быть в свою? -- В мою бы я добрался мигом, Но восьмилетки у тюрьмы, Где я оболтусом болтался, Сегодня не отыщем мы... -- Я на задание собрался, Взяв факультетский «Репортер», И энтузиастичный с виду, С улыбкой на лице попер... Решил: за три квартала выйду, На местный университет Там полюбуюсь и помыслю, Пока шагаю, тет-а-тет С самим собою... Думы рысью, Меня опережая, мчат. Вопросец: как не облажаться? От напряжения стучат Виски... Как быть? Ведь я, признаться, За жизнь «писачную» мою Не брал до сей поры вживую По-репортерски интервью – И, прямо скажем, комплексую. Я вспоминаю: год назад Володя Гескин, однокурсник, Вогнал меня в смущенье, гад. Воспоминанье не из вкусных. Он, прославляя стройотряд, -- Вещал на практике на Штаты – Позвал меня, мол я богат Сим опытом... -- Да все богаты, Кто в стройотряде побывал... -- Кого-нибудь искать не стану. Хочу, чтоб ты мне рассказал Про летний трудовой... Не тайну Военную тебя прошу Для ЦРУ шпионам выдать... -- Пойдем! -- В затылке я чешу... Я в студии. В окошко видят Все одногруппники меня... Володя мне махнул рукою... Полезла глупая фигня Неуправляемо... Такое Я нес под ржание ребят! Меня несло по буеракам... Поди до сей поры хохмят... Тогда я перед всем журфаком Дал маху... Как бы мне теперь Не оскандалиться на первом Задании... Вступаю в дверь Девятой украинской... Нервам Авансом обеспечен стресс.... Директор школы смотрит строго: Ответь мой, в чем твой интерес? Я излагаю суть с порога... Смущается мой визави: -- Я интервью даю впервые. А тут – хоть малость покриви – Все обхохочут... -- Ну, так вы и Не покривите, если вам Текст подготовлю на страничку. Прочтете, ладно? Я и сам Свое прочту... Ловлю «жар-птичку» Удачи малой – и пишу Ему – толковые ответы, Себе – ворпросы – и прошу: -- Читнем два раза на кассеты, Какой получше вариант, Потом возьму я для эфира... – Я Станиславского талант Здесь демонстрирую, придира: Не верю, дескать, повторить! Четыре раза повторили... -- Сойдет! – Спешу стезю торить На радио... Что надурили Мы горожан тем интервью, Не хочется и думать даже: Задачу выполнил свою – Принес... Смонтировали глаже – И дали вечером в эфир. И земляки внимали этой «Беседе» в глубине квартир. Передавая эстафетой Друг другу выдержки того, Что мы с директором девятки По настоянию его, Друг с другом не играя в прятки, Обдуривая черновчан, Зачитывали по бумажке, В эфирный безразмерный чан Добавив своего пол-чашки Восторженного дерьмеца С благословением указа... -- Дебют – пора бы слать гонца... -- Нет, я не чувствую экстаза. Ведь то, что выдали в эфир – Сенсацией высокой пробы Не назовешь. Едва ли мир Обрадован... -- Но для учебы Тобой полезный сделан шаг... – Мы обсуждаем с Котляренко Мое крещенье, что и как... -- Конечно, по бумажке – пенка, -- Меня наставник утешал, -- Но так нередко поступаем. Уверен: ты не сам решал, Директор запирался, знаем – И, не пойдя на компрмисс, Ты ничего бы не добился. Директор выбивался из Низов учительских, стремился В заведующие РОНО – Он кормится на «одобрямсе». Скажи словечко хоть одно Неосторожно, то о шансе Карьерном напрочь позабудь... Он может только по бумажке Талдычить – только в этом суть -- Чтоб избежать любой промашки. Отсюда вывод: не казнись. Ты справился с моим заданьем. Теперь за новости берись И добывай их со стараньем... От сердца малость отлегло... Обзваниваю предприятья, Где что случилось, что прошло? Ведь каждодневно добывать я Обязан пару новостей... Отец на маслосырзаводе Цех запускает... -- Ждем гостей Из Киева... -- Да, новость, вроде Солидная, встречайте нас... Лишь переговорю с Ароном... – Он выделяет мне «уаз»... Подкатываю пан-бароном К заводу... Полный «сабантуй» Водитель опытный за мною Плетется в свите: -- Не кантуй, Болтай скорее. Нас с тобою Все радио обратно ждет. Затем директору бросает: -- Я знаю, сыр у вас идет. Мне с ним – и на меня кивает, – По сыру киньте в наш «уаз»... Сосредоточившись, «болтаю». Цех вправду вышел высший класс. Я вдохновенно воспеваю Достойный этот новодел... Мы в четверть часа уложились... -- Спасибо, батя! Полетел... – И вот, когда в «уаз» садились, На задней лавочке нашли В бумаге белой два пакета. -- Не обманули, принесли, -- Кивнул водитель... – Наши это, Считай что чаевые.. Ты, Я знаю, пашешь без зарплаты, Бери по праву за труды... Ну, возвращаемся до хаты. Уж ты теперь не подведи, Добейся срочного эфира. Да попросись в село, лады? Не только одного кефира Нальют в колхозе, понял – нет?... Я ко вниманью принял сразу Водилы мудрого совет... Энтузиасту нет отказу: Нас шлют с водителем в село... Собкорр РАТАУ – ТАСС: -- Постой-ка. Давай подробности. Зело Куц репортаж. Болтаешь столько, А о серьезном умолчал. Ведь сам министр был на приемке. -- Да, кто-то важный там торчал... -- Мальчишка! Ты прошел по кромке. Министр важней, чем весь твой цех. Они, чиновники, тщеславны. Мог твой заслуженный успех Перечеркнуть. Пред ним бесправны Обком и облисполком. Ведь он еще и член цековский... Ты прекращай быть дураком, Приезжий репортер московский... -- Да я пока еще студент... -- Ты репортер, мой глаз наметан. Запомни этот инцидент... – Струхнул, покрылся липким потом. Еще недоставало мне Вступить в конфликт с самим министром. А мнил, что, дескать, на коне... Мне каждый день финалом быстрым, Оказывается, грозит Очередная стажировка. Споткнешься – громом поразит. Я ж новичок. Шагнешь неловко – И попадаешь в тупичок... Ну, не хрена себе работка... -- Ты что надулся, москвичок? Ждут впереди обед и водка. -- А вы, выходит, телепат? Откуда вам сие известно? -- Да ты, салага, простоват. Такое будет повсеместно, Куда тебя не занесет, В колхоз молдавский иль ярангу. Ничто от чарки не спасет: Тебе положено по рангу, Раз областной корреспондент. С тобой предРИК’а даже выпьет, Ты уважай себя студент, Не подводи коллег. Прилипнет Слушок, что вот, один не пьет – И всю традицию порушишь... – Совсем в нежданный оборот Карьера входит. Коль не глушишь, Выходит, ты вредишь другим?... В какую яму я свалился? Мы по отличному летим Шоссе... Красотам подивился: Беленым хаткам, и ставкам, И по-шевченковски манящим Вишневым ласковым садкам... Пейзаж порой ненастоящим В своей наивное красоте, Патриархальности казался... Пожить бы здесь... Такой мечте Я сам в себе поудивлялся, На сто процентов городской, А ностальгическое нечто Во мне проклюнулось с тоской И пасторальное... Конечно, Мне сельским никогда не стать, Но красота вокруг такая, Что может каждого достать И захватить, не отпуская... Встречает предколхоза нас И я про «успiхи колгоспу» Повел стремительный рассказ... Потом нас приглашают.. к тосту. Стол – надо было поглядеть: Салаты, пухлый хлеб домашний... -- Ребята, мне нельзя толстеть: Я йог! -- О, это повод важный, Чтоб выпить и подзакусить... Ты налегай, йог, на салаты – Нам скоро будут подносить, -- Как говорится, чем богаты, -- Борщец, картошку, шашлыки... -- Спасибо, только пить не буду... -- Йог, правда что ли?... Не с руки Пустою оставлять посуду... -- Вот мой товарищ. Он не йог – И вам компанию составит. Водитель честно приналег. Он без вниманья не оставит Ни рюмку ни дежурный тост. -- Корреспондент, ты кушай, кушай. Наш сельский стол здоров, хоть прост... Рассказывай – и нас послушай... Откуда знаешь наш язык? -- Учил... -- Что, в университете? Попал в логический тупик: Решил, что пусть, детали эти Не столь существенны для тех, Что хлебосольно угощают. Им важно: и в Москве их всех С их звонкой мовой уважают. И даже там студенты есть, Что изучают эту мову И воздают хвалу и честь Тарасову живому слову. Потом попели вчетвером «Реве та й стогне Днипр широкий»... -- Не засиделись за столом? -- Но ехать как? Вы ж пьяный! -- Спокiй! Я фору, Сема, трезвым дам... А сам-то ты рулишь? Напрасно! Ну, будет время, может сам Тебя и научу прекрасно. Ты, парень, за меня держись И не смотри, что я – водила. Ведь я получше знаю жизнь... – Не ведал, что судьба судила Еще и встречу с мудрецом... Добавлю: был шофер партийным, Да с убеждением, притом Таким, что вовсе комедийным Не выглядело... Мужичок Он был с житейской хитрецою И приспосабливаться мог. Но с той же хваткою ленцою Идеологии накал Он из простецких умозрений С полнейшей верой извлекал... Простых, не знающих сомнений, Я пуще пущего боюсь... На них же сталинской пропитки Непреходяще страшный груз. Прикажут – и пошлют на пытки Без колебаний... А отцу Коллеги ящик винограда Преподнесли... Ну, что ж, мальцу, Что в Томе подрастал – отрада. Отличный, крупный виноград. Едим его с дареным сыром. Отец доволен, Димка рад В Томуське... С ней, души кумиром, По вечерам идем гулять. И на «Бродвее» -- Кобылянской. Не усталеть нас умилять Наш город. Он теперь «хохляцкий», А ранее румынским был, Австро-венгерским и турецким. И старину не позабыл, Всего позднее став советским. Видны черты былых эпох Поныне – их не стерло время. Благоволит ко граду Бог За то, что некогда еврея С семьею принял, приютил. Был у потомков Авраама Властями здесь прикрытым тыл Вплоть до явленья миру хама, Порушившего старый мир. Тогда сюда прищли румыны – И стал евреям свет немил. Народ мы безоружный, мирный. Нас было просто линчевать – С энтузиазмом линчевали. Как удавалось выживать, Не понимаю... Но не знали, Что главный враг евреев был «Культурной» нации потомком. Душил, и резал, и палил – Господь хранил... Прошли по кромкам – Пришли назад, кто уцелел... И вот, идем по Кобылянской, Потомки тех, кого велел Всецело извести в поганской Безбожной страсти сатанист... Красив наш город вечерами Резной его каштана лист Я б герб включил... Он весь пред нами В цветах парадных площадей Его – Советской, Театральной, Центральной... Как же без вождей? И на вопросец мой нахальный: -- Где деньги взять? – вождь тычет в банк, Нахохлившись на постаменте... А у вокзала старый танк Напоминает о моменте, Когда советские войска Освободили от фашиста... Наш Прут – коварная река. Мелка и с виду неказиста Однако паводок порой Ее водой переполняет. С гор вал воды идет горой И через мост переливает. Тогда Прут страшен и жесток. С фундамента домишко сносит Как спичек тонкий коробок – И смерть тогда людишек косит. Год семьдесят второй у нас В стране объявлен юбилейным. Полвека отделяют нас От дня, когда вождям идейным Пришла мыслишка заключить Народы все в одном Союзе. Его положено любить. Историю учили в вузе, А ныне должно воспевать На радио Союз Сеоветский – И каждый день в эфир давать Хоть что-нибудь, хоть праздник детский, Что этой теме посвящен – И изощряемся с Ароном. Наставник мной освобожден... А я водителю: -- По коням! – Кричу – и мчу то на завод, Где молодая депутатка Меня, интервьюера ждет И мне докладывает гладко О демократии в стране, То вновь в колхоз подальше мчаться Призодится с азартом мне. И там колхозники, от счастья Уписиваясь, мне бубнят О том, как счастливо в Союзе Живут, где с чукчами роднят Из все права – по кукурузе В честь юбилея урожай Они дадут стране рекордный. Потом – обед и: -- Приезжай! – Я обещаю, я не гордый... Афишу вижу: мол футбол На «Буковине» будет женский. Гляжу на дату: матч прошел Вчера... Наверное не пенкой Сложился бы мой репортаж. Ведь я до армии вратарил... Звоню: -- Хотя бы счетец дашь? – По свойски с парнем погутарил, С которым ранее играл В спартаковской одной команде – И заметульку накропал... Арон таращится: -- Когда? Где?... Зевнули – это нам укор... Ну, что ж, «вчера» -- неплохо тоже, Но вообще-то классный корр Вседневно должен лезть из кожи, Чтоб лишь с «Сегодня...» начинать Заметки все и репортажи... Порой мой старший вспоминать Столицу приступал – он также В Москве учился – до войны В том инкубаторе поэтов, ИФЛИ, о коем знать должны. Тот вузец дал стране Советов Сонм поэтических имен – Их знал и помнил Котляренко... -- ...Он в отделении моем На финской был. Лупили крепко Чухонцы нас... Я был тогда Сержант, партийный, отделенный... А тот поэт через года Фигурой стал почти священной – И удостоился наград... По правде – он поэт хороший... А мне не довелось назад С войны вернуться в вуз. Коль брошен В котел армейский, так я в нем Докипятился до Берлина. Сто раз под вражеским огнем, Считал, что пуля или мина Вот-вот – и поразит меня... Был, правда, ранен не однажды, Н от смертельного огня Господь берег... И я, как каждый, Кто в битве страшной уцелел, Мечтаю, чтобы мир продлился, Чтоб ясною зарей светлел День новый – и глава семьи трудился, А женам бы рожать детей Для радости – не на погибель... Живи, работай без затей... Ан – нет! Опять в кровавый тигель Хотят планету превратить Безбашенные мизантропы, На смертной тризне покутить... Мне страшно: на полях Европы Стоят, нацелены на нас, Со смертным атомом ракеты... Один безумец тявкнет : «Фас!» -- И смертоносные кометы Падут на наши города, В секунды их испепеляя, А наши полетят туда... И вновь от края и до края Планета станет нежилой... Настигло умопомраченье, Питаемое волей злой, Вождей Америки... Леченье Возможно ль? Кто их разберет? Ведь сразу после той Победы Готовились на наш народ Наслать такие точно беды, Как те, что причинили зло Японской тихой Хиросиме... Уже к тому все дело шло, Что небывалые по силе Фаршировали триста бомб, Готовясь на страну Советов Их скинуть... Но смертельный тромб, Что мог бы нас лишить рассветов И уничтожил всю страну, Не выпорхнул из бомболюков. Нам сохранили тишину Те, что вели без резких звуков С врагами тайную войну. Разведчики спасли над миром, Безмерную платя цену, Свободу... Но войны вампирам Неймется... Страшно за детей И внуков... Мир сегодня хрупкий... Удара ядерных плетей Не вынесет... В одной скорлупке Плывем по Млечному пути – И мы – и наши антиподы, А понимания найти Не удается... То ли годы Земле остались то ли дни... – Фронтовика закоротило. От этой тягостной фигни Меня едва не замутило. Но тут пришла его жена И принесла ему покушать... -- Давай пусть будет тишина, Студент устал про это слушать. – И я ушел на перерыв И двинул в техникум, в столовку. Здесь – помнят. И не перекрыв Мне вход, накормят. Я готовку В столовой нашей признаю Вполне съедобной. Суп, котлетка, Пюре... Я здесь не разорю Свой кошелек... Сюда нередко Преподаватели зайдут, Которые меня учили: Кириллов, Гусель, Лифшиц... Тут Поздней к наукам подключили И Люду... Где теперь она? Та что мне душу занозила, Моя неспетая весна... Воспоминанье заносило Меня в глубокую печаль... На Киевскую съездил трижды, Чем только горечь умножал. Не кончилось ничто – поди ж ты! Нет не могу ее забыть, Хоть вроде бы другую, Тому, Люблю, но в этом убедить Не удается душу... Грому Подобною была бы с ней, С моей любимой давней встреча. Распятый между двух огней, Сгорел бы сам и их увеча, Двух женщин, с коими судьба Свела на жизненной дороге... Не отнимаю ото лба Холодных рук... Душа в остроге Определенной мне судьбы. Не вырваться, не возвратиться – Воспоминанья и мольбы Напрасны... Эх, моя жар-птица Мне в руки-крюки не далась, А упорхнула... Видно рана В душе былая разошлась... Та боль со мною постоянно, О чем не ведает никто. Не забываю, не забуду Ту, что так ранила, зато Так озарила душу – Люду... ЦК народу шлет указ, Конечно, с целью осчастливить И уберечь от пьянства нас, Указа дабы мощь усилить, Все СМИ восторженно трещат, Как дескать, мудр и своевремен... Понятно, что и мне велят Втемяшить массе, дескать, ценен И мудр цековский документ... -- Теперь на машзавод потопай. У нас он главный аргумент. Наш город перед всей Европой Гордится им. Ведь машзавод Цистерны варит для Европы. Люд заводской, конечно, пьет – Уж так приучен. Хоть утробы Указом переубедить Понятно всем, что не удастся -- Народ, как пил, так будет пить, Потрепыхается и сдастся ЦК – лишь цену поднимать Вновь будет – с доброй будто целью: Ценой от пойла отвращать, Но нам положено рацею Партийную в мозги вбивать... Дерзай, студент! Тебя директор Устал уже, наверно ждать... Дорогу знаешь? -- Знаю! – Вектор Судьбы забрасывал меня Когда-то в цехи машзавода. В дни техникумовские. Я Токарному учился делу И сварочному здесь... Иду От танка вправо – и встречаю Стройбата нашего звезду По культуризму... Отмечаю: Задорнов выглядет мощней Еще, чем прежде – накачался... Опять – где кто, кто с ним, кто с ней? Я ранее уже встречался С другими: Вовка Ковалев, Анисимов Олег пытали, Как в МГУ забраться мог. Уж шибко умным не считали Меня в армейские года, Казался вообще придурком Стройбатовской толпе тогда, То ль марсианином то ль турком, Поскольку бегал в драмкружок, Что был при Доме офицеров... -- А ты что делаешь, дружок! -- Пашу в депо. Работу сделав По вечерам иду в спортзал... А ты не завязал с театром? -- Учусь. С театром завязал... Пока, мне на завод... -- С азартом Вошел в приемную. Меня Здесь ждут – Арон договорился. Директор, времечко ценя, Велел впустить – и отворился Не кабинет – аэродром! Я шел к столу полсотни метров Да в помещении таком Цех разместился бы... Заметно Порадовался здешний босс Тому, как действует пространство: Я на мгновение прирос К порогу... Вот уж точно: чванство Себя подобной крутизной Самодовольно выявляет. Директор говорил со мной Сквозь зубы, дескать, уделяет Мне пять минут на интервью. -- Сие от вас лишь и зависит: Оттарабаньте роль свою – И я пойду... – Я знал, напишет По теме «рыбу» консультант Заанее – и не ошибся. Директор с опытом – гигант По части трепа – закалился На совещаниях... Попер, Поглядывая на шпаргалку -- И – не запнулся... Нос утер Всем прежним, кто смешно и жалко Бубнил мне: -- Твердо одобрям-с, Поддерживам-с указ цековский... – А этот, точно пел романс: Манипулятор хитрый, ловкий, Себя пиарил и завод В давно привычном одобрямсе. -- Ну, как я? -- Высший класс! Пойдет Эфир -- сегодня! -- Я подамся Теперь подалее... О том, Как в Новоселицу слетали, Как осчастливил весь наш дом, Как я болел – вы прочитали Иль прочитаете еще В поэме с заголовком «Тома», Что той же теме посвящен... Та стажировка – род парома От знаний к делу... Перевез Меня «уазик» черновицкий К профессии поближе... Рос Так в репортерстве, что завидки И опасения берут Иных, из практиков эфирных... Но я не собираюсь тут Трудиться... Значит должно в мирных Переговорах прояснить, Что черновицким ветеранам Я камнем преткновенья быть Не собираюсь и тараном Их с должностенок вышибать Насиженных не собираюсь. По честным правилам играть В игру житейскую стараюсь... В отдел, где властвует Арон, Из отпуска пришел коллега. Он без руки – с войны урон, В перчатке кожаной – калека. Когда он в отпуск уходил, В отделе было все нормально. Вернулся – странный крокодил За стол его засел нахально. И Яков Фейгин возроптал. Я ветерана успокоил, Напрасно возникать не стал, Меня отдельный стул устроил – И Фейгин это оценил. И даже попросил внезапно, Чтоб я однажды заменил Его при записи... Азартно Читал чужой материал, Легко в роль диктора вживался, Богатый голос Бог мне дал. На факультете подвизался Учебных радиогазет Чтецом – был опытен маленько... В часы, когда заданий нет, Тем паче есть у Котляренко Теперь и штатный репортер, Устраивался за машинкой. Потуги творчества простер За репортерство. Мнил ошибкой Лишь в рамках новостных себя Реализовывать – рассказом, Где вся отцовская судьба Сверкала искристым алмазом... Я Смолдыревой сдал рассказ, Написанный по-украински – И за машинку в тот же час... Мелькали в голове картинки: Мой двор. Под яблонею стол. Настольный теннис. Шахматишки. Дворовый пламенный футбол. И вдруг – взрослевшему мальчишке Увиделась она! Она Была волнующе прекрасно И ослепительно юна – Двенадцать лет... Все вдруг так ясно В моей предстало голове: Стена подпорная на горку И одуванчики в траве... Как будто некто на подкорку Мне проецировал кино – И я засел тотчас за пьесу, Киносценарий – все равно, В котором я мою принцессу Корявым словом рисовал... В соседстве парень ошивался, Смолинский Коля... Я не знал, Чем он по жизни занимался. Он был меня на пару лет Моложе. Отслужил недавно. Вдруг оказалось: он поэт. Творит технически исправно И искренне. Особо мне Понравилось его «Додому!». А он на дружеской волне Помочь другому молодому Желанье изъявил: -- Диктуй! – Диктую – Николай стрекочет, Подсказывает: -- Нарисуй Веселую, пускай хохочет... – Но я-то помню, что она Лишь затаенно улыбалась, Была прекрасна и нежна, Такой наверно и осталась, Да только где она теперь? Никто об этом не расскажет. А в прошлое закрыта дверь... В грядущем же, как карта ляжет... Как наказанье за грехи Мне встретился на Кобылянской Один из тех, кого стихи В дни нашей каторги солдатской, Причем, мои, свели с ума... С ним, Вайдергорном, мы знакомы По техникуму. И тюрьма, Сиречь, казарма, нас в оковы С ним одновременно ввела... Стройбат – синонимом ГУЛАГ’а Был – но строка моя жила, А с ней в душе жила отвага И вера: все превозмогу... Когда стихи мои газета Печатать стала, то в мозгу У Зелика в ответ на это Случился непонятный сдвиг: Решил заделаться поэтом Стал доставать меня мужик: -- Как пишутся стихи? – При этом Стал жутко агрессивен он. Перевели в другую роту – Стал письмами долбить: -- Семен, Ты распалил во мне охоту – Я захотел стихи писать. Ведь это наилучший способ Быстрее знаменитым стать. Прочти... – Он посылает россыпь Строк, в коих, видно по всему, Поэзия не ночевала... Не знаю, что сказать ему. И сам пока умею мало И не способен объяснить, Как их писать, стихи, поэмы, Чужие вирши оценить – Нет в голове моей системы. От той словесной чепухи, Чем Вайдергорн меня терзает, Отрыжка – это не стихи... Но он с котурнов не слезает: Уверился, что он – поэт, Подписывает псевдонимом – Все шлет и шлет – покоя нет... Он мнит себя уже под нимбом... ...Но в наказанье Зельвин Горн Мне встретился, представьте, снова... Шел, размышлял, жевал поп-корн... Вдруг – наваждение: -- Здорово! – Он, Зельвин Горн! В глазах – восторг! -- Ну, все, теперь я я не отстану! – И тотчас наизусть исторг Фонтан белиберды... Осанну Фальшивую не стану петь, Ну, хоть убейте, графоману. Но тут разумней потерпеть, Я глупо рисковать не стану... Он выплеснулся и умолк: -- Что скажешь о моих твореньях... -- Что ж, ты литературный волк... – Сочтя за похвалу, в сомненьях Не утопая, поощрил: -- А почитай свое, коллега! -- Я и забыл, когда творил! – Он ухмыльнулся. -- Вот! С набега, С наскока эту высоту Ты не возьмешь. Нужна осада. Решил осуществить мечту – Терпения набраться надо. Ну, будь! – В какой-то мере прав, -- Подумалось, упорный Зельвин. Талант – он только архитрав. Коль творческим отравлен зельем, Паши-по-черному, трудись... Построй фундамент и колонны Воздвигни, устремляя ввысь, Перелопать при этом тонны Песка, цемента и руды, Как заповедал Маяковский, Смой грязь, и океан воды В отстойник слей – потом шлифовке Опор вниманье удели Да вывери все параллели – И поперечены взвали На оголовки, чтоб сомлели Все от волшебной красоты, Тогда и явишься талантом. А без труда – мечты пусты... Итак, заброшенный десантом На стажировку в Черновцы, Я выполнил свою задачу. Учители, судьбы отцы! Уверился: я что-то значу – Нет, все же я не полный нуль, Величина моя взрастает. Еще моих умений куль Не полон – время наполняет Его неспешно день за днем... -- Похвальное письмо в придачу К характеристике даем, Работал честно... -- Чуть не плачу... И Тома честно свой раздел Осуществила общих планов: Сынок внутри ее дозрел... Один из неказистых «Ан’ов» Нас уволакивает ввысь. Ветра несут стальную птицу... -- Здоровым, Димочка, родись! – Мы возвращаемся в столицу... Поэма вторая. Тома Лишь только первых полтара Шажка годов семидесятых. Весна ушла, пришла жара. Нам новостей замысловатых Пучки приносят «голоса». Узнали, что Иосиф Бродский, Поэт из Ленинграда, вся Вина которого, господский, (Читай – плебейский) тянет гнев, Вина – что парень одаренный И, не по чину осмелев, Строкою воодушевленой Дает внушительный толчок Самой поэзии российской. Он в ней, считайте, полубог, Вот он опричниной разыскан, Сперва в тюрягу водворен, Затем, как тунеядец, сослан, Из русской почвы извлечен, И с той земли, на коей взрос он, Насильно вытолкан взашей – Вот только, только что – в июне... Был вроде не из бунтарей... Остались все протесты втуне. Те, кто умен и даровит, Посредственностям не по нраву. А кто у нас в Кремле сидит? Конечно, эту парт-ораву Не мог не раздражать такой Неординарный светлый гений. И подагрической рукой Иосиф вытолкан – и тени Сгустились над моей страной... Неординарным, впрочем, плохо, Известно мне, не в ней одной... Анжела Дэвис... Ей от Бога Воздастся: без вины страдать Заокеанская Фемида Пошла над черной лютовать, Как наша – и горька обида За ту, кого неправый суд Старался очернить огульно. Американочку спасут Всем миром, к счастью... Беспрогульно Семестр весенний перешла. И вот – пристроились в Быково. «Литературочку» взяла От скуки.. Как всегда толково Режим цензурный обойдя, Еженедельник просвещает О дури старого вождя, Чем веру в разум возвращает: Не все в зачуханной стране В угоду мерзкой пропаганде Свихнулись – это ясно мне. Не удалось партийной банде Интеллигенцию растлить. Есть шанс, все будет все иначе. Есть смысл детей рожать, растить -- Кремлевские не вечны клячи. Уже изучен мной маршрут: Мчим до Казанского – подземкой, Затем в Быково привезут На электричке, где с газеткой Ждем час- другой, порой полдня. Аэрофлот на расписанье Плюет, как правило... Фигня – Привыкли, что без опозданья Едва ли самолет взлетит. Терпенье, милые, терпенье... Что ж, я сижу, Семен сидит... Здесь, как всегда, столпотворенье. Но удалось занять места В одном из здешних павильонов... Жизнь пассажирская проста: Сиди, терпи и жди... Законов Аэрофлот не признает. Он царь и бог в советском небе И нам поблажки не дает – Нет конкурентов в небе. Мне бы Прилечь... Приходится терпеть... Какой-то парень на Семена Устроился в упор глядеть. Уставился бесцеремонно -- И улыбается... Семен На взгляд упорный оглянулся: -- А, тезка! Я не удивлен. Ты с школьных лет к Москве тянулся. А после Левка мне сказал Сафович: ты осел в столице. Ведь здесь твой дядька проживал, Самбистский тренер... Подселиться К нему, наверное сумел? Позволь тебя жене представлю – Семена голос зазвенел: -- Так, Турин, одноклассник. Ставлю Ему за танцы высший балл. Плясун был в городе известный. Гопак азартно танцевал, «Молдовеняску» -- так, что местный В ажиотаж вдавался люд. Имел он и второе хобби: В любви к моторам был он лют, Бензин был в жилах вместо крови. К тому же Турин, как и я, Семен Мимхайлович – совпало. А это вот – жена моя... -- Тамара! – Встреча развлекала. -- Трах-тарарах! – наверно мат Конспиративно замещая, Ту присказку раз сто подряд, Парнишка повторил, смущая Меня слегка и веселя... Узнали – по Москве таксистом Кружит, добытчиком рубля, Снимает угол – и о быстром Здесь получении жилья Нормального не помышляет... -- Такая, значит, колея, Трах-тарарах! Так приземляет Столица сладкие мечты. Судьбу суровую отмерит. И ежели не гений ты, Слезам взаправду не поверит. А вы? -- Студенты. Третий курс Едва закончив, уезжаем К нам, в Черновцы... Замедлим пульс, Что в дни учебы учащаем От сверхнапряги... Правда, мне Едва ли отдохнуть нормально Удастся... Буду на волне Вещать по радио локально На практике... А Тома – вот... – И мой супруг погладил нежно Мой выпирающий живот. -- Ну, да, само собой, конечно... А вуз-то ваш какой? -- Журфак! -- Моя сестра Людмила тоже Его закончила. Нищак? Теперь она для молодежи Хиты готовит на ЦТ. А замуж до сих пор не вышла. Забыла все, служа мечте. Сместился центр у коромысла -- И днюет и ночует там, В Останкине... -- Я Люсю помню, Красивая... Служа мечтам, Серьезной театральной ролью Она пленяла черновчан В спектакле славном по пановским По белым питерским ночам. Глубоким голосом с московским Произношением она Меня, подростка, восхищала... -- Потом журфак был... Не видна В экране Люся, но немало Положено ее трудов, Чтоб передачи шли исправно... Ее журфаковских годов Воспоминанья были плавно В легенды преображены О гениальной профессуре, Ее друзьях... Вовлечены В ее журфаковскик бури Родители и я... Смешной Тех дней припомнился мне казус. Посылку Люся шлет домой -- Гостинцы... Ум зашел за разум: Большая шишка. Из нее – Топорщатся на стебле листья. Задумалась семья... Свое Чело отец наморщил... Лица Мое и мамы – кто б взглянул -- Недоуменье выражали. --- Я понял! – батя сказанул, -- Цветок диковинный! – Сажали В горшок цветочный всей семьей То диво. Щедро поливали... А на каникулы домой Явилась Люся... Вспоминали Нечасто мы о том цветке. Он не желает распускаться. Ну, пусть сидит себе в горшке... Людмиле все ж пришлось признаться, Что не растет ее цветок... -- Цветок? Какой цветок? Неясно... – Показываем ей горшок. Смеется Люся. Ананас нам Она прислала. Кто бы знал? Мы не видали ананасов Допрежь. Несладкий был финал: Он сгнил! -- Из давних переплясов Он что-то вспомнил и тотчас С присядкой выдал два коленца. -- Я не забуду твой рассказ – -- Я пожелаю вам от сердца Сейчас счастливого пути... -- Ты, что ль не в Черновцы? -- Встречаю... Поверьте, с места не сойти, Родится парень – отвечаю... -- Развлек нас Турин и отвлек Историей об ананасе... А вот уже людской поток Втянул нас... -- Турин в нашем классе За Чарли Чаплина сходил... -- Похоже, неплохой парнишка... -- Нормальный... – Лайнер приютил... Во мне толкается сынишка. И на сыновний, видно, вкус Двадцать четвертый «Ан» -- не сахар, Вот потому, мол и толкусь. У вас какой-то шахер-махер, А я тут в животе терпи... Меня, конечно, затошнило... -- Мне у окошка уступи, Семен, местечко... Злобно выла Как раз у нашего окна Махина двигателя... Вовсе Земля отсюда не видна... -- А ну-ка, Сенька, приготовься... Пакет!... --- А вскорости опять -- Противный токсикоз изводит, Так надоел – не передать... Что делать – неизбежно входит И он в палитру ярких чувств В моей особой ипостаси. Из всех умений и искусств Терпение особо кстати. Я сострадание ловлю... Наш «Ан» летит над облаками – И я терплю, терплю, терплю... Вот, будущей несладко маме... Что с нами делает журфак? Любого можно так поставить, Что даже покраснеет рак. Но с этим можно нас поздравить. Посадка в Киеве... Велят, Покуда самолет заправят, Вблизи на Киев бросить взгляд, Салон покинув... В песнях славят Праматель матушки-Руси. И здесь, вокруг аэропорта, В Жулянах, где прижал шасси Наш «Ан» -- особая – не спорьте – У града аура. Сей град Намного, видимо, древнее, Чем книги старые твердят. Здесь чувствуется ясно мне и Другим, я полагаю, что Земля под городом святая. Весь град не видела, зато, В душе его судьбу листая, Я остро чувствую его Энергетические вихри... Опять взлетели... Ничего, Потерпим с маленьким, привыкли... От Киева до Черновцов Лететь уже совсем недолго... Ну, вот и все. В конце концов Мы приземлились... Есть ли «Волга» Вблизи свободная? -- Такси! – И мы выходим на Гайдара. А я одета не в «джерси» «Не шевиот»: в Москву в подарок Свекровь прислала платье мне Из шелкового трикотажа. Хоть «импузантна», но вполне Я в нем стройна, изящна даже. Я в белых гольфиках. Белы И босоножки с каблучками. Я оклемалась. Мне милы Извилистые, с тупичками, С холмов бегущие к Пруту, Передающие столетий Восторженную красоту Седые улицы... -- На свете Красивей града не найти, Поспорит даже со столицей! -- С Парижем, Римом... -- Не шути! Я не могу нге согласиться. Действительно, прекрасный град, Особенно в старинной части. -- Хрущевки скучные стоят Однообразно... -- Ими власти И здесь и всюду по стране Квартирный одолели кризис. Спасибо им за это. Мне Представлю – жутко, как теснились Они на Киевской. Одна, Замызганная комнатенка. Для пятерых она тесна Два подрастающих ребенка В семье... Теперь их снова пять. Придется – хочешь иль не хочешь – В семейство и меня включать. Шестой – во мне... Не изурочишь, Красивый город, пацана? Я верю ты ему подаришь И вдохновенья дополна И счастья в жизни нагадаешь... Пора Семену начинать Назначенную стажировку, Но стал язык подзабывать, А опозориться неловко Здесь не желает... Потому Сидит с учебником часами – И вспоминает... По всему Видать, «хохляцкими» словами Его наполнились мозги. Неделька – и готов к работе. Ты, город, Сеньке помог. Он словно бы на эшафоте – Переживает за успех. В мозгу – былая неудача. Я верю: будет лучше всех В итоге практики, тем паче, На украинском сможет он Свои готовить репортажи. -- Ну, с Богом! Начинай, Семен. Вздохнув, отправился. Я даже В его способностях на миг Не усомнилась – он сумеет. Еще и ошарашит их... Идет за часом час и млеет Мое сердечко за него. А радио трындит на кухне – Никто не слушает его... -- А ну-ка, Томочка, прижухни, -- С нажимом говорит свекровь, -- Сейчас дадут «Останнi вiстi»... Быстрей бежит по венам кровь, Сижу, перебирая кисти Скатерки... Что-то говорят -- Я понимаю половину... И вот – дороже всех наград Свекрови – дали слово сыну. Он начинает интервью. Директор школы об указе Всем точку зрения свою Высказывает... В новой фазе Образование теперь Десятилетка нынче станет Для всех законом – верь – не верь... А если кто-то не потянет? -- Придется каждому тянуть, Иначе общество отринет... – И Брежнева упомянуть Не позабыли... Город примет Спокойно это интервью, Он слышал всякое в эфире. Но радует семью свою Cемен – и в скромной их квартире, Что на Гайдара, в этот час Все рады за студента Сеню. Дебют в эфире – высший класс! Дан ход большому вдохновенью. -- Мы прогуляемся? -- Айда! И мы по Стасюка уходим К проспекту... -- Дальше-то куда? -- Туда, где вечно полноводен Людской поток по вечерам – На Кобылянскую, Централку, На Театралку... Смех и гам... Иду неспешно вперевалку, За руку Сенькину держась... Его друзья из жизни прошлой, Те, с кем когда-то школьный класс Делил, с кем связан дружбой прочной По дням солдатчины крутой, Знакомятся, взглянуть стесняясь На кругленький и не пустой Животик мой... Ну, вот, спозналась С его минувшею судьбой, А будущую вместе строим. Здесь важно, чтоб не вразнобой... Сумеем ли? Чего мы стоим, Заранее не оценить. Повсюду бесовы соблазны. Любовь непросто сохранить. Мы за нее отдать согласны Все, чем богаты на Земле... Беременность... Опять рутина: У гинеколога в «седле» Еженедельно... Прикатила Сюда, чтоб отдохнуть, но вновь Сижу среди пузатых теток... В женконсультации... Любовь Для зрелых женщин и молодок Итожится большим пузцом. Хотя мое не так заметно. При встрече с Сенькиным отцом Сие отмечено предметно. Он бросил на супругу взгляд: -- Беремен –кто – не понимаю: Ты или Тома? -- Шутка в лад Семейной атмосфере... Знаю, Где шутки нет, там чаще гниль Вползает в сердце человечье, А грубоватый этот стиль Замешан на добросердечье. Семен с утра идет вещать, Я со свекровью – на хозяйстве. Стремлюсь с полезным совмещать Приятное... Меня в зазнайстве Едва ль кто может обвинить... А мама Сенина учила Борщи, рассольники варить – И я с готовностью варила, Стирала, сколько было сил, За хлебом в магазин ходила – Никто особо не просил – Дырявые носки чинила. А Сенька возвращался -- шли Гулять по улочкам старинным. Часа по три бродить могли. Град ярким представал, картинным. Он с Веной и Парижем схож И без апломба восхищает, А летом – сказочно хорош – И вдохновенье обещает. Днем со свекровью на базар Красноармейский отправлялись. -- Мне Сенька брынзу заказал Овечью... -- Мы поторговались, Купили... У базарной вкус, Конечно, лучше магазинной. Я у свекрови поучусь Двугривенный, пятиалтынный Сбивать с предложенной цены: Здесь полагалось торговаться. Все уважения полны К хозяйкам, тем, кто соглашаться С ценой базарной не спешит... Базар приятен тем, что местный, Не привозной товар лежит. На территории окрестной Выращивают для стола Сияющие помидоры, Лук, огурцы – и нсть числа Торговкам... За копейку споры Ведут хозяйки там и тут... Свекрови все кругом знакомы... Меня оценивает суд Соседок... Ну, каков для Томы Неотвратимый приговор? Все смотрят, в общем, благосклонно, Желают радости. Их взор На место, где сынок Семена В тепле пристроившись, со мной Гулял неспешно по базару, Был добр... Спокоен мой родной... В авоськи разного товару, Взяв, на троллейбусе домой Обратно едем... На Гайдара У дома лужи, грязь... Зимой Я б этой грязи не видала, Дождливым летом вновь и вновь Стирай изгвазданные гольфы... -- Строитель! – ворчит свекровь... -- Семену скажем. Под контроль бы Взял реполртерский эту грязь Прижучил здешних бракоделов И этим выручил и нас И всех соседей.. – Загудело В эфире радио, мол, дом В сплошном болоте утопает Соседи знают о крутом Корреспонденте: -- Помогает Инертность с ленью одолеть Строителей... -- Корреспонденту, Что нам стремится порадеть, Спасибо! – Шустрому студенту Решить проблему удалось – Кладут асфальтовую ленту Строители – пусть вкривь и вкось, А все благодаря студенту. Теперь мы топаем домой – И после ливня – не по грязи... А чей был замысел? Да, мой... В восторге и сынок, в экстазе Колотит пяточкой – смешной -- Асфальту радуется тоже. Семен синхронно со страной Союзный юбилей итожа, Той теме массу посвятил Бесед, заметок, репортажей. Ему в новинку. Охватил Азарт, творил в ажиотаже, Радийный опыт набирал, Осваивая жанры лихо, Усердно руку набивал... А я варю борщи и тихо Ращу внутри себя сынка... Семен по области мотался – В дела аграрные слегка По-репортерски окунался. Доокунался до того, Что где-то сильно простудился – Хрипит, сипит... В постель его Мы затолкали, чтоб укрылся Теплей, заставили силком... В недомоганье бредил даже. Размахивая кулаком, «Вещал», как будто в репортаже По-украински: -- Розкажiть Мени про успiхи колгоспу... – Сыпь по лицу пошла страшить – Подозревали даже оспу. По счастью быстро все прошло – И он зарепортерил снова. Летит в молдавское село – И доброе находит слово Для хлеборобов и о них – И вечером звучит в эфире. Он быстро в это дело вник. Йог – на салате и кефире Живет: мясного он не ест... А у меня гемоглобинчик Упал, что обнаружил тест. Особый нежен витаминчик, Что в печени свиной... Семен Все обежал мясные лавки, Все рынки... Так старался он Добыть мне печень для поправки, Но бесполезно – нет нигде. -- Особой что ли здесь породы Свинья? Помочь твоей беде, Чтоб б вдруг не осложнились роды, Еще чем можно? -- Говорят, Что лучшее лекарство печень. -- Так нет в продаже. Я бы рал... Неужто вправду больше нечем Поднять гемоглобин? -- Еще Зеленым яблоком несладким И черным хлебом... -- Ну так что? Ешь, чтоб телесным неполадкам Помочь! – Наскучило сидеть В квартире. Попросила Сеньку В поездку взять, чтоб поглядеть На область здешнюю маленько. Обрадовался. Едем с ним В район, где родилась Ротару. На ветхие домишки зрим... Меня в поездке умотало. И низкий мой гемоглобин Себя сверхслабостью являет. И Димка из моих глубин Забеспокоился, пинает. Но есть задание. Семен Ведет на мебельный заводик. Директор опытен, умен. Он бросил взгляд на мой животик И, оценив мой бледный вид, Шофера вызвал... Сели в «Волгу». Машина по шоссе летит – Неутомительно, недолго – Мы – на Гайдара... Отдохну, Поем и снова буду в форме... Вздохну я вдруг или чихну – В заботе все и о прокорме Меня -- извечный разговор... -- Гуляла ль? – спрашивает свекор, -- Не голодна ли? – Форс-мажор: Меня привозят! Он заохал... Чем город Черновцы хорош – Бывают славные концерты. В Дом офицеров молодежь Идет послушать песни сербки Радмилы Караклаич... Мы В театр с Семеном навострились... Спектакль был полон кутерьмы: Легко, запойно в ней резвились Кубанцы. Город Краснодар Прислал актеров на гастроли. Комический искрился дар И в драматурге, в тех, что роли Исполнили. И режиссер Дал волю своему таланту. Изобратателен, остер Был юмор... Хохотали... Нам то По нраву, ведь хороший смех Заменит и свиную печень – И мы смеялись громче всех, Чем кровь и всю себя полечим... Сходили с Сенькой на завод, Где он трудился перед вузом. Народ дивился: кто идет? А это я с подросшим пузом. Нас Встретил Ройтман, Сенькин друг, С которым в армии служили. И я вошла в их тесный круг, Что мне безмолвно разрешили. К роялю Лешка Ройтман сел – Мы в клубе заводском встречались, -- Сыграл вступление, запел – И голоса их заплескались И слились в слаженный дуэт... Самозабвенно, стройно пели... Таких мгновений лучше нет... Но дни июля пролетели – Муж стажировку завершил, Почетной грамотой отмечен... Семен в столицу не спешил: -- Чуть отдохнем, тебя подлечим... -- Нет, я хочу быстрей в Москву! – Рожать нацелилась в столице. Мечта и в сердце и в мозгу: Чтоб сыну лишь в Москве родиться. Он урожденным москвичом Пребудет – наш ему подарок. Пусть по-московски бьет ключом В нем жизнь, а путь по жизни ярок И светел будет у него... В Москве для сына хватит света... -- Полет так труден... -- Ничего!... Спасибо Черновцам за лето... Поэма третья. Виктор Притула Моей судьбы апофеоз Вначале выглядел прикольно. Я ничего не брал всерьез Ответственно и протокольно. А впрочем, достиженья есть: Женился и завел дочурку. И я – москвич – большая честь – Могу теперь взирать вприщурку На тех, кто матримониал Никак с московскою пропиской Расчетливо не увязал, Не понял перспективы близкой. А у меня прописка есть, А с ней – большие перспективы. Простите, не приемлю лесть, Презрительные инвективы. Вы как хотите – я москвич. Мне что-то в перспективе светит. Завистливый заушный спич Не начинайте. Не ответит Никто. Вперед пошла судьба – И каждый делает свой выбор. Зря ль говорят, что жизнь борьба? Из аутсайдеров я выбыл... Я все, что надо просчитал – Общажные красотки, баста! Поверьте, я не прогадал, Вас в прошлом оставляя... Вас-то, Конгечно, не смогу забыть. Но тут пошли с судьбой расчеты. Вопросик «Быть или не быть?», «Кем быть?» -- разбрасывает в соты Различные меня и вас. Дочурка Ира – вот уж радость! А, впрочем. Не о ней рассказ. Я с дочкой. За окошком – август.... Звонок. Кто? -- Бэлла, ассистент. Давай на факультет – и срочно! -- В чем дело? -- Торопись, студент! Придешь – узнаешь... – Заполошно Дочурку в попку целовал – И передал малышку Мышке. Влез в джинсы... -- Все, я убежал! – Вразброд и чувства и мыслишки.. Лечу на кафедру тотчас... -- Сейчас сюда прибудет Лапин. Ты свой о Рушевой рассказ Озвучишь... -- Текст... -- Вот, будь неладен... Но где прокрутку тормозить, Тебе лишь одному известно... -- Давно успел все позабыть... Подрастерялся, если честно... В проектор пленку и... -- Мотор! – Мы репетируем стоп-кадры. -- Я текст почистил бы... -- Востер! Нет времени! – Не бьют в литавры -- Он, Председатель и министр Заходит скромно. Где охрана?. Нешумен, в репликах не быстр – В сопровождении декана. Я на камчаточке прижух. Дает Засурский поясненья. Кто выше ростиком из двух? Декан. Но в силу положенья Коротконогий старичок – (А все ж отсутствует охрана) – Он карапузик и сморчок – Взирает сверху на декана. ...Юровский и Борецкий с ним – Подтянутая профессура. Сюжеты разные глядим Студенческие. В них фактура Разнообразная. И вот – Сюжет о Рушевой показан. -- Неплохо! – Крепко руку жмет Он ассистенту Саше. Назван И автор. Это старичок Министр, наверно, недослышал... Краснеет Саша, но – молчок... Большой афронт едва не вышел. -- Зайдите к режиссеру Ш. Он Фильм о Рушевой готовит... – Моя изранена душа... А Саша... Нет, не прекословит. Но Белла Лапину меня Показывает. -- Автор – вот он. Он бросил тусклый взгляд... Тесня, Проходит мимо... Идиотом Кажусь ему в своей джинсе. Выходит, не сказав и слова. А следом из начальства все... -- Ты должен поступить толково, -- Мне ассистентка говорит. – Дурак лишь этот шанс упустит. Скорее к Ш. Спеши, -- твердит... -- А я дурак и есть... – От грусти Одно спасение – она – Моя прелестная дочурка, А с ней любимая жена... Ну, вот такой упрямый чурка: Не стану подольщаться к Ш., Пусть сам печет свои ковриги. Отравлена моя душа. Пойду толкать с лоточка книги... Поэма. Таня Суворова У мамы было одно хобби – путешествия. Легкой была на подъем необычайно. Лишь только намечалась возможность куда-то съездить, тут же ухватывалась за нее и, если ничто дома ее не удерживало (по меньшей мере, страшная болезнь близких, потоп или пожар), отправлялась в путь. В 1972 году я проходила практику в Карелии, в республиканской газете «Северная правда». И однажды на выходе из гостиницы, в которой жила, к своему величайшему удивлению увидела маму, в руках она держала корзину с клубникой. - Я не надолго, - поспешила она успокоить меня, наверное, неверно истолковав мое изумление. – Ты мне только покажи, как проехать в Кижи. А вот покушай клубничку. С нашего участка! Пришлось позвонить ответственному секретарю газеты, предупредить, что задержусь, чтобы проводить маму на пристань. Тот добродушно проворчал: - Первый раз вижу, чтобы на практику приезжали с мамой! Он не понял, что мама моя прибыла в Петрозаводск не ради меня, а для того, чтобы увидеть город, в котором до этого не была, знаменитые Кижи. Все время, что была в Петрозаводске, она тактично старалась не отвлекать меня, и через день уехала в следующий пункт своего путешествия – Ленинград. Поэма четвертая. Хенче-Кара Монгуш Мы завершали третий курс. Грядет большая стажировка. Мне нужен в выборе сикурс – Устала от наук головка – И сам едва ль соображу, Куда на практику поехать. Я за наставником хожу. -- Ну, долго будешь мекать-бекать? Библиотеку посети И выбери по вкусу город... – Копаюсь в книгах до шести, Забыв про жажду и про голод. Поехать можно в Ленинград, Доступны Таллин, Вильнюс, Рига, И Душанбе (Сталинабад), Сибирь – нечитанная книга, В ней знаю парочку страниц. А Казахстан? А Украина? От деревенек до столиц... В мозгах сменяется картина... Любой заштатный Мухосранск Позволит попрактиковаться. Но Мурманск или же Мурманск Манит... Ну, что ж, пойду сдаваться. Руководитель позвонил Редактору «Полярной правды», Тот практиканта поманил. -- Езжай. Подмоченный поправь ты Минувшей практикой престиж... – Командировочные дали... Ту-«Ту»... И вот уже летишь С волненьеи в северные дали... Что предварительно узнал, Пока готовился к поездке О городе у серых скал, Где климат заполярный, резкий? Представьте, только век назад Его задумали построить: На север устремился взгляд. Но изыскания позволить Царь соизволил лишь в виду Назревших в мире катаклизмов Уже в двенадцатом году. В пятнадцатом военный вызов Был однозначен: нужен порт, Раз Балтика водой закрыта. Смысл стратегических забот: Здесь можно принимать «корыта» Союзнических всех держав – И обеспечивать поставки. Трудились, сильно поднажав. И церемониал закладки Был в октябре осуществлен. Шестнадцатого: в честь Николы Заложен храм и освящен На берегу залива-Колы Уже в шестнадцатом году. И град Романов-на-Мурмане Встал у Европы на виду. То вечный день, то ночь в тумане... Позднее больше расскажу. Но вот я в город прилетаю. Что с самолета разгляжу? Озера, сопки... Я глотаю Все впечатления взахлеб. День. Солнце высоко. Я еду В редакцию. Мне надо, чтоб С постоем помогли. Беседу Провел вступительную зам. -- Тувинец, значит? Эпохально! Ты первый, кто забрался к нам. Давай в гостиницу. Нормально Устраивайся, отдохни. Назавтра приступай к работе. -- И начались такие дни! Вседневно в творческом полете. Я к пром. отделу прикреплен, Что и строительства куратор. Я на дерзанья вдохновлен: -- Твори и проявляй характер. – Покуда я – ни в зуб ногой Еще в серьезном производстве. Но я на стройках день-деньской. И при умелом руководстве, Наставничестве, выдаю Заметки, куцые статейки. Я неуверенно стою Еще в серьезной профсемейке, Но руку набиваю все ж. Меня куратор хвалит скупо: -- Дай поглядеть... Пойдет! Хорош! – Старайся далее сугубо. В отеле пожилось три дня. Потом в рабочую общагу С вещами двинули меня.... Как ночь светла! И спать залягу – От непривычки не усну. Полярный день сияет солнцем. При свете я не отдохну. И нечем заслонить оконце. Так несколько ночей страдал. Привык потом – куда деваться? Неспешно город узнавал, Не уставая удивляться. В нем консервируют, коптят – Не голодаем – слава рыбе. Три флота в городе стоят. В заливе – малость на отшибе. Есть траловый и сельдяной, Отдельно – транспортный. Военный – Четвертый. Мурманск пред страной – Герой. Порою дерзновенной Он, Заполярья богатырь, Держал надежно оборону – И посылал в морскую ширь Подлодки. К твердому заслону Фашист отмычку подобрать Не смог. Норвежскую границу Не перешел. Врага сдержать Смогли – и славную страницу Вписали в летопись борьбы. А в порт заморские конвои Машины юркие везли, Удобные на поле боя, Металл, оружье... Что еще? Да все, что требуется в схватке. Победный май и здесь взращен. Те «виллисы», что нам в остатке Достались, помогли потом И «студебеккеры» отстроить Страну... Геройский город! В нем На деле должен я усвоить То, чем наполнил факультет... Три в городе больших театра. В меня к искусству пиэтет Втемяшила... -- Так сходим завтра?... – -- Куда – во флотский? В областной? А может быть в театрик кукол? -- В театрик кукол – не со мной... – Деливший с ленингралским угол Студентом, я с ним рад дружить. -- А может быть в музей заглянем? Позорно: в городе пожить, А как он возникал – не знаем... – Мы заглянул и в музей, В театрах тоже побывали. У нас, в компании друзей – Две девушки... И танцевали, Как водится, по вечерам На танцвлощадке в здешнем парке, Прогуливались по холмам... Дома ступеньками стояли По сопкам – местный колорит... В зеленобровые озера Задумчиво МурмАнск глядит, Ручьи и родники от взора Пытливого не утаит... Как быстро вырос этот город. В двадцатые – несчастный вид Имел, терпел нужду и голод – Разрушен интервентом был. Лачуги, тесные бараки, Теплушки, где народец жил, Изголодавшие собаки... Но вдруг зашевелился флот, А значит – появилась рыба. Потом построили завод – Дымами запыхтела глыба. Расстраиваться начал порт, Ударно избы возводились. Был тротуар похож на плот – Из бревен – да не извозись вы В грязи грубокой по весне... На фотографиях музея Все это открывалось мне – И я учился здесь, глазея Своей профессии... Асфальт Впервые лег здесь пред войною. Да, Мурманск – несомненный фарт. Он раскрывает предо мною Страницы пламенной борьбы. Я благодарен сопкам, бухтам За важный пункт моей судьбы... Пойду отсюда к прочим пунктам Уже уверенно вполне... Каким-то пламенным шедевром Не удалось отметить мне Ту практику. В сравненьи с первым Тувинским «комом» все же есть Прогресс: я набиваю руку. Мне все ж труднее, ваша честь, Но репортерскую докуку Уже успел я полюбить – И все ж портфолио наполнил. Теперь смогу перешибить То впечатленье, кое помнил Куратор практики. Вполне На уровне моя работа – И не натягивайте мне Позорных троек. Мне охота Уже по-крупному творить. Вы погодите, я сумею Всех на журфаке удивить – Учусь, стараюсь – и умнею... Поэма пятая. Нина Дьякова Курс третий бабки подбивал. Осталась практика. По плану Курс планку резко поднимал До областного ранга... Стану Проситься в Брянск. Меня уже В «Рабочем Брянском» знают. Помнят На том знакомом этаже В ажиотаже тесных комнат Редакционных, где была Рабкором прежде?... Дозвонилась... -- А, Нина? Как идут дела? На стажировку? Сделай милость... – Ну, вот – от сердца отлегло. Готовы взять меня брянчане. Знакомство с ними помогло... -- Так рано? – Дребезжа ключами, Редактор отворяет дверь... -- Продолжим давнее знакомство... Так, третий курс... Почти теперь Четвертый... Профи! Но пижонство Здесь, понимаешь, ни к чему... Ты в информации для старта. Работай. Позже сам пойму -- Перемещу... Как ляжет карта... – И я – в отделе новостей. Ищу сенсации вседневно. Отслеживаю въезд гостей – Тех знаменитых, с кем душевно И рада бы потолковать, Но, главное – об их приезде Скорее десять строчек дать – О факте, времени и месте. Союзу будет пятьдесят. Мероприятья юбилея На мне всей области висят – И я звоню, звоню, шалея На предприятия – где что? Какие приняты почины? -- Уже? План выполнен? На сто?... Должны быть веские причины Успехов... Объясненья в ряд Выстраивайте... Что важнее На компетентно строгий взгляд?... Изобретательство? Яснее Мне растолкуйте... Поняла... Теперь я напишу, спасибо... – -- В суть производства ты вошла, Пойдешь к промышленникам, ибо Не каждому дается вкус К экономическим проблемам... Понятно, ведь четвертый курс... – Перехожу к серьезным темам, Где экономики – взахлеб... И тут серьезность тем студентку Шарахнула кувалдой в лоб... Командировка... Я заметку Должна с завода написать Консервного... На электричке Доехала... С чего начать? С бесед, конечно. На страничке Блокнота первое словцо – «Директор» -- загодя вписала... И тут мне – как плевок в лицо... Заблаговременно узнала: Завод картофель и морковь Сушил, еще варил варенье... Директор встретил... Нелюбовь К корреспондентам и презренье Звучали в голосе его. На крик сорвался: -- Нет, не будет С заводом толку до того, Как он о нынешней забудет Продукции... Переведут Его на новое заделье, Тогда... -- Какое можно тут, К примеру, выпускать изделье? -- Хоть куклы... – Я восприняла Тех кукол выпадом в свой адрес, Обиделась всерьез, ушла. Звоню в редакцию и, парясь, Докладываю: -- Вот, провал... -- Сходи в райком, тебе помогут... -- Райком, однако, пустовал, Лишь секретарша... Так вот тонут В серьезной теме новички... И вот я – с пораженьем – в Брянске. Артериальные толчки, Жар – кровь пускайте, ставьте банки... По шапке за провал дадут? За непригодность зло осудят? Коллег особо страшен суд... Спастись пытаюсь: «Нет, не будет С заводом толку до того, Как он о нынешней забудет Продукции... Пока с него Не снимут то ярмо, не будет Успехом... -- Так в сердцах сказал Директор мне при первой встрече...» Я начала материал, А чем его продолжить? Нечем... Чуть-чуть бы опыта – и я О времени б порассуждала, Перипетиях бытия – И довела бы до финала... Но опыта покуда нет. Материал не состоялся... От шефа брани жду и бед... А шеф... Он только ухмылялся: Серьезный, дескать был урок, Полезный для корреспондентки... -- Отлично, Нина! Дай лишь срок – И этот опыт, ценный, редкий Сгодится в практике не раз... – Он успокоил, обнадежил... -- Поверь, у каждого из нас В судьбе бывали срывы тоже. Все превосходно, все путем... – И тут же снова озадачил: -- По аналитике пойдем. Заглохла стройка. Не иначе – Вредительство. Объект сдавать – А там дела почти заглохли. В чем дело – не могу понять. Ты разберись, Нинок, но сопли Там не размазывай. Острей, Пожестче и поделовитей... – Я разбиралась пару дней... -- Разобралась? -- Представьте... Выдай Критический материал. -- Я постаралась, написала... Он поглядел и покивал: -- В набор! – Я сразу задрожала... Я этой ночью не усну. А успокоюсь, коль увижу Мое заглавие «В плену У неувязок»... И открыжу Свою фамилию в конце. Пошлю газету в Тельман папе. Сиянье на моем лице Свидетельством: и на этапе Уже серьезном -- областном С работой я вполне справляюсь... -- Теперь отписок подождем. -- А будут? -- Я тут постараюсь, Обком поддержит. Молодцом. Считай, судьба определилась... – Сижу с пылающим лицом – Едва при нем не прослезилась... Опять у дедушки жила Далековатенько от центра. На главной площади была Редакция: привычна сценка: Бегом влетаю на этаж... -- Эй, отдышись... -- Не опоздала? -- Тут без тебя ажиотаж... -- Что, правда? -- Шутка... Донимала Стажерку тройка молодых Выпускников из Ленинграда. Викентий Костин – из крутых, Валерий Корня... Буффонада – То ль гениальность, то ль изъян. А третья ленинградка – Женя, Жена Валеры – Алиян, Армяночка... И притяженье У нас взаимное. Они, Недавние студенты сами, Интересуются: -- Шепни, Какие песни вечерами В Москве журфаковцы поют, Какие славные поэты Их вдохновляют? – Жадно ждут. Детальные даю ответы. Там и московский выпускник Трудился – Коля Попинако. У нас читают больше книг. Приемы ремесла, однако, У ленинградцев лучше. Их, Похоже, дрессируют больше Практически, но меньше книг. Догадываюсь, что и роль же В печати разная у двух Журфаков. Наш готовит боссов, Им важен интеллект и дух, А ленинградцы? Без вопросов: И дальше будут в ремесле. Соображение не праздно. Но ленинградцы – не во зле И помогают мне прекрасно, Чему-то учат каждый день. Медведев заправлял отделом Мозги отнюдь не набекрень – Прекрасный аналитик... С делом Справлялся с блеском... Помогал Доброжелательно и Добкин – Он новостями заправлял. Высок и худ, со вкусом тонким. Казалось бы – зачем я им? А помогали непредвзято. И брянским менторам моим -- Спасибо, -- говорю, -- ребята! – Меня на ставку даже взял «Рабочий Брянский»! Не поддержка? И я служила, как вассал, Творила вдохновенно, дерзко. Я поместила разворот С рисунками – из Дома моды. Так лихо практика идет – Воистину вперед на годы Здесь набрала потенциал... Но отчего-то не снимала. Фотограф –профессионал Во мне угас здесь. Но немало Мне и того, что довелось Осуществить – все было в жилу. Лишь с камерой отныне врозь – Не ищет объектив поживу. Определилась навсегда. Меня пристроили коллеги В экскурсионный тур тогда. В автобусе – не на телеге Я прокатилась в Беларусь. В хатыни, Минске побывала. Богатых впечатлений груз Душе в том туре добавляла. Автобус полон молодых Лихих художников из Брянска. Мне интересно в гуще их – Стараюсь знаний поднабраться, Вкус изощрить et cetera… Из Тельмана явилась мама, А с мамой – младшая сестра. Реализуется программа По поступленью младшей в вуз – Химтехнологий самых тонких. Мне не поднять бы этот груз. И у сестры, увы, силенки, Хоть так старалась – не ахти... Мы с нею ходим по столице, Работу пробуем найти. Чтоб ей в столице зацепиться. Наши: во Внукове нужны Помощницы на сортировке Авиапочты. -- До весны Потрудишься пока, головке Добавишь знаний... Поступать Попробуешь потом вторично... -- Все, лето можно закрывать. Сложилось в целом симпатично. А впереди – четвертый курс. Он – кульминация журфака. У нас четверокурсник – туз, Четверокурсник это – марка... Поэма шестая. Наталия Алешина Московский округ ПВО Дал Медведовского нам Гришку, А мне – возможность сверх всего, Когда я отложила книжку, За третий курс зачеты сдав, Пройти рапидом стажировку, В газете практиканткой став «На боевом посту»... -- Сноровку Вам предлагаем проявить Сперва по обработке писем – Мешки успели накопить. Мы от читателей зависим, Желаем в переписке быть, Чтоб чувствовать биенье пульса... – Не надо прописи долбить – Все ж за спиной уже три курса... Беседу с нами проводил Полковник – главный шеф Ивашко. Нормальных слов не находил, Цедил солдафонизмы тяжко. В редакции-то женщин нет – Вот и отвык от ясной речи. А мог преподнести букет: Теперь-то с нами будет легче. Не любят письма мужики Копать, в деталях разбираться, А накопили их – мешки! -- Давайте, девушки, впрягаться! – Впряглись – и живо разгребли. Какие надо – переслали, Иным и сами помогли: Схолили, позвонив, узнали И дали адрес, телефон... Часть по отделам расписали. Вдвоем считай за бвтальон С эттузиазмом отпахали. Мне был служивый Кряквин дан В наставники. В отдел нарочно Переведен. Квартальный план Отделом выполнен досрочно. Заслугу Крквину внесут. Ему полезно для карьеры. С двумя просветами дадут Погоны. Ясно. Офицеры Тщеславны, а уж жар грести Руками девушек бесплатных, По правде вовсе не к чести. Точнее скажем: из отвратных Метод карьерных... Ну, так цель Оправдывает, знаем, средства. Да кто б их вызвал на дуэль? Да Бог с ним, ладно... От соседства С тем командиром горя нет... На репортерскую работу Прошусь... Мой первый выход в «свет»: Сперва начальству в округ «ноту» Редактор с просьбой отослал, Обосновал весьма весомо, Мои заслуги описал. Был пропуск выслан в три приема, Пройдя сверхтщательный контроль. И предоставили машину: -- Карета подана. Изволь... – Всю подмосковную картину В окне «Уазика» гляжу... А вот мы у ракетной части. Сквозь три кордона прохожу. Ракеты... Репортера счастье – Попасть на место, где никто Допрежь не мог бывать... Случилось... Из впечатлений кое-что В материале отразилось. Раз в жизни именно тогда Отведала солдатской каши Перловой... Вижу, что еда Солдат обильной в крупной чаше Была. И вкусно – все по мне: Салатик, борщ, котлеты, каша, Компот... -- Ну, как оно? -- Вполне! Спасибо! --То-то. Служба наша Зависит сильно от еды. Ракетчик должен быть здоровым И бдеть, чтоб не было беды... – Рассказчик был вполне толковым. Законспектировав рассказ О боевой учебе части, Прошу: Хочу найти у вас Солдата... -- Ясно. Вот. Не сглазьте – Он лучший... -- Потолкую с ним... -- Пожалуйста. Мешать не стану... Так запаслась еще одним Материалом... Не устану – Еще о чем-то напишу... -- Соревнованья осветите, Как раз сегодня... -- Освещу... -- Еще чего-нибудь хотите? -- Пожалуй, на сегодня – все... В газете опубликовали. -- О спорте – классно... Припасем Для вас... -- Да, если б вызывали Соревнованья освещать С охотой приезжала б... -- Точно? Ну, значит, будем приглашать... – И практику свернув сверхсрочно, Осуществляю личный план: Поеду в Казахстан с отрядом. В «Студенческий меридиан» В согласии с рабочим планом Вдогонку практике сдаю С МИФИ-шным юным командиром Восторженное интервью... Я первокурсникам – задирам Теперь – как старшая сестра. На гонорар от публикаций В поездку собралась... Пестра Команда... Трудовых вакаций Романтика зовет ребят... Пункт назначения – Петровка, Центр областной – Целиноград. Клуб строим. Сила и сноровка Нужны бойцам на кладке стен. В столице малость поучили. Два дня кладем – и все. Совсем, Как будто руки отключили – Не поднимаются... Пришлось Податься в штукатуры... Легче... Тяжеловато, но сошлось... А кладка бы, девчат калеча, Весь труд свела бы наш к нулю... Средь первокурсных – наш Головкин – Певец, фотограф... Я люблю Послушать песни бардов... Ловким И сильным парень представал. Он старше нас, намного старше. В соревнованьях выступал Борцовских...А питанье наше – На нас самих. Готовим все По очереди... Мясо, крупы Дает совхоз... Во всей красе – Я у печи... В котле – хлюп-хлюпы, На всю округу аромат – Борщ будет с листиком лавровым. Задача: чтобы был отряд Довольным, сытым и здоровым. В селе речушка – метра в два, Но в ней светла-чиста водица. -- А рыба водится? -- Плотва! -- С нее ухой не насладиться... – Был день строителей, когда – Каприз погоды: снег средь лета... -- К чему такие холода? Ведь коченеем... -- Нет ответа... Девчонок в стройотряде – шесть... Наташа Нилова, москвичка. С ней в паре мы готовим есть. У стройотрядников привычка Обедать плотно каждый день. У Ниловой в отряде – милый, Что романтическую тень Бросает на нее... Вергилий Влюбленных бы нашел в раю? Преобладанье московитов В отряде... Голову мою Остриг а ля красавчик Видов, -- Наверно ходите в кино? -- Серьезный парень Нехорошев. Все посмотрели... -- Как оно? -- Шедевр! – Похлопали в ладоши в Ажиотаже... Голова Совсем от солнца посветлела... Прически – сантиметра два... А мне идет... Помолодела... Принцесса стройотряда! Жорж, Гляди! Никита, оцени-ка! На мне их взгляды... Ну так что ж? Насонов Жорж, Банцекин Ника, Белов, Виталик Третьяков, Сын Вартаняна – и другие – Собранье славных пареньков – Шквал остроумия, стихи и Газеты, даже свой журнал... На сопки ходим, чтоб закаты Их частокол не закрывал... Грусть расставания... Объяты Все ею... Смотрим на село, Сельчан, с кем не было конфликтов, В чем нам , конечно, повезло.... Здесь человеческих реликтов – Национальностей полста... Клуб нами подведен под крышу, Но время покидать места... Я в календарике открыжу Две даты, значит: от и до... Две эти вехи тоже в прошлом... Глоток прощального бордо, Чтоб помнить обо всем хорошем... А под Москвой горят леса. И сизый дым над всей столицей, От гари – кашель... Вот и вся Стройэпопея, чем гордиться Мы будем до скончанья дней... Пообтрепалась униформа... Был стройотряд в судьбе моей, Чтоб помнить – нежно и задорно... Поэма седьмая. Петр Паршиков Благословенный Ленинград! Здесь Невский, Зимний и «Аврора»... -- Так, москвичи-студенты? Рад. -- Ты? -- Петр Паршиков... Я – Жора... -- Георгий Зайцев, то есть? -- Да... -- Отлично. Вот ваш кабинетик. Блокноты... В чем еще нужда? Вот ручки... Будет мало этих... -- Так вы их дали... на года! -- Короче: в чем нужда – просите... Общага? Отведу туда. Журфаковская, не взыщите. В квартирах у самих нужда... Примчались в Ленинград на скором. -- Как впечатленье . Жора! -- Да –! Есть вдохновенье! Коридором Проходим в офис АПН. Из окон – насладись простором: Ни загораживавших стен, Высокое открыто взорам. Та пушка, что сигналит нам: Уместен перерыв в работе Для кофе с чаем пополам -- Посмотришь из окна – напротив. Стреляя, говорит со мной... Там – Петропавловская крепость. Налево – Зимний... За спиной, До сей поры врагам свирепость Являет, в памяти – живой – Генералиссимус Суворов, Слегка поникший головой, В личине Марса... Но декоров, Болезненный имевший вид И избегавший показного На поле Марсовом стоит. При жизни вовсе мишурного Великий воин не любил. Он находил такое слово Солдату на пределе сил -- Подзаряжал мгновенно снова И храбрость пробуждал в груди. Солдат без страха шел в атаку. Суворов – с саблей впереди – И оба неподвластны страху... -- Веди, Василич нас, веди! Мы следом – и не оплошаем. Да устрашатся все враги! – О поле Марсовом – что знаем? Назад два века здесь был луг Царицинский... Маршировали Здесь батальоны... -- Ах! – да -- ух! – На кромке дамы восклицали. Потом, на рубеже веков Восставили на монументах Здесь двух отличных стариков... В крестах, медалях, пестрых лентах -- Румянцев-вождь перенесен Был на Васильевский позднее... Суворов-Марс... Остался он.... А имя – Марсова за нею, За площадью, сохранено, Что стало называться полем... И стало кладбищем оно В дни революции... Покоем Навечно одарило тех, Кто пал в боях со старым миром... Затихни здесь и шум и смех. И пред Суворовым-кумиром Не место речи возглашать Во славу русского оружья: На нем здесь горькая печать Братоубийства... Хоть не вчуже Идеологии азарт, Но жаль и белых нам и красных... Тем фоном стажировки старт Был задан в представленьях ясных, О чем писать и как писать... Мы познакомились с деканом, Журфаковками... Надо знать, Каким был Жора Дон Жуаном, Чтоб понимать, что иногда Мы разбредались по общаге. Со слабым полом – хоть куда И я – у моряка отваги – На дюжину, а я – моряк... Вздыхал о нас, московских, долго Девчачий питерский журфак – Не посрамим мужского долга И ныне... Ладушки, замнем. Вернемся к нашенскому делу. Чем зарубежного возьмем Читателя, приблизясь к телу, Чтоб завладеть его душой? Особенной какой-то темой, Сенсационной и большой, Чтоб стала перемычкой, клеммой, Незримым триггером в руках Идеологии советской... Как только он воскликнет: -- Ах! – Невольно восхитившись дерзкой Победе нашей хоть бы в чем, Здесь, стало быть, опять победа: Торчит штырь уваженья в нем – И, значит, сделано полдела. Он может нас и не любить. Но, достиженья уважая, Порой захочет подсобить... Сенсация нужна большая. Ну, ясно, мы ее нашли. О скифском золоте слыхали? Я сам из скифской ведь земли. Мы с Жорой думали-гадали... И вот – придумали. И нас, Признав серьезными резоны, Что наш о нем в статье рассказ Прорвет идейные заслоны Всех антиподов: В добрый час! – К тому богатству допустили... -- Повосхищались – хватит. Вас Сердечно б только попросили Сосредоточиться в статье На исторической науке... -- А можно мы напишем, где... -- Нет! Недозволенные руки Потянутся копать в степи Стоящие еще курганы... – -- Мы, стало быть, звено в цепи Богатств отечества охраны... – Конечно, «Золото...»+ пошло Во все концы со страшной силой. Так стартовали. Был зело Хороший отклик. Теребила Редакция: давай еще! Мы с вдохновением давали... А ночи белые плащом Сияющим нам помавали... А год был – семьдесят второй: Полвека нашему Союзу. Шли праздневства наперебой, Что практикантам не в обузу. Старались побывать везде. Описывали. Прославляли. И, благодарные звезле Своей удачи, продолжали Накапливать потенциал... Апофеозом стажировки – Был «Дружба-Фройндшафт» фестиваль – Перенапряг боеголовки, Понеже к нам из ГДР Десант двухбатальонный прибыл. В одном юнцы из разных сфер, В другом – пацанки... Вовсе вывел Нас шеф из прочих важных дел, Отправил с ними фестивалить... Георгий даже похудел. Не вправе Родину ославить В такой ответственный момент Он «Фройндшафт-Дружбу» укрепляет, Засунув кое-что в цемент Для вдохновения... Цепляет На вдохновение девчат Из Йены, Ростока, Берлина. На вдохновенье те кричат «Еще, еще»... Душа бурлила... Поудивлялись, как они Дисциплинированны, четки. Ни сбоя – Боже сохрани! Командный чей-то вскрик короткий – Цепочкою по одному Идут в указанное место. Нет спящих вдрабадан в дому. Прикажут петь – басы и меццо Так согласованно поют, Как если б это «Кор Томанер»... На шоу дружно «Хох» орут, Что позволяет им гуманный Свод правил «Без дурных манер»... Тот фестиваль включает встречи С рассказами о ГДР, Рождает чувства человечьи... Такая практика была – Не позабудем долго лето... Похоже, Родина сочла, Что мы успешно дело это По укрепленью тесных уз Освоили... И посылают Нас с Жорою представлять Союз Там, в ГДР... Благословляют, Велят в студенческий обмен Включиться некоторым нашим. Сдаемся, коли надо, в плен. Мы удаль там свою покажем, Раз показали удаль здесь, Потрудимся со всей нагрузкой... Вокзал. Вагон. -- Георгий, лезь!... Поплакать надо бабе русской? -- Семен вот пишет, немок всех Вы в Ленинграде обслужили.. -- Ты, Люба, точно вводишь в грех. Годков-то сколько вместе жили? А то, что пишет твой Семен – Бумага-то любой стерпит... -- Выходит, сочиняет он? -- А как же... Жорку не зацепит, Что он засунул «крюк» в цемент? В клей эпоксидный -- да, согласен... -- Да ну вас! -- Ладно, инцидент Замнем... Да будет путь наш Ясен, Как распевает весь журфак... – Ту-ту! В вагоне мягком едем С комфортом. Век бы ехал так: Вдвоем в купе... Никто соседям На голову не сядет, свет Друг другу с Жоркою не застим. Вот чемодан, с едой пакет. В пути ты над собой не властен: Припасы нужно извести – И мы едим без расписанья, Себя от скуки тем спасти Пытаясь... Только те старанья Нас тут же погружают в сон. Тут можно бы смотреть в окошко, Сон – убедительный резон: Поднаберемся сил немножко. А вот и приграничный Брест. Нас приглашают из вагонов. Сама история окрест: На стенках гордых бастионов Щербины, от осколков, пуль... Экспресс наш переоснащают Колесами под узкий путь, Всеевропнйцский... Наблюдают За действом пассажиры. Наш Вагон, в котором под присмотром Двух автоматчиков багаж, Вагонщики в усердье спором Домкратами подняли – раз! Два – выкатили прочь колеса, Другие подвели под нас, Вниз опустили – (хоть не косо, Не криво?) -- мягкий наш вагон Теперь готов катить в Европу И вскоре в Польше будет он... На осмысленье агитпропу Народа, чем есть анекдот, Конечно, колея попала: Царь Петр денек который пьет. К нему со страхом подступала Шарага тех, кто затевал Сооружение чугунки. Царь лиц уже не различал: -- Что надо? -- Мы, мин херц, в задумке, Что надо делать колею. Пошире, чем у басурманов... -- Ну, и умен ты, мать твою! Пошире, но, чтоб без изъянов... -- На сколько шире, а, мин херц? Царь отключился, рявкнув: -- На хер... -- Неужто то был просто Scherz*, Что полагаешь, доктор Кнаккер? *Шутка (Нем.) Как следует понять царя? -- Хер – восемнадцать сантиметров! Выходит, подошли не зря... – Объект народных сантиментов, Царь Петр, однако, ни при чем. Дорогу Николай замыслил. Он в озарении своем И этот разнобой исчислил, Как фактор будущей войны, Способный вражье наступленье Замедлить... Мысли нет цены... И до сих пор без измененья Тот стратегический стоп-кран, Весомый фактор обороны. Петр ни при чем и не был пьян Царь Николай, приняв законы, Что фору важную дают Стране, агрессора любого, В пути задерживая, бьют Заранее по воле Бога. О Польше... За окном поля, Каких у нас уже не встретишь: Полоски – частная земля... Вдруг с изумлением заметишь, Как пашут землю на конях. У нас так -- только огороды... Я вспомнил о далеких днях. Деды мои в былые годы Стояли прочно на земле: Пахали, сеяли и жали... Былое в непроглядной мгле. Для наших дни те убежали, А для поляков – вот они... На день задержимся в Варшаве... Везде журфаки... Оцени: Журфаковской московской славе ...Заслуженно благодаря, Мы принимаемы с почетом... Прислушиваемся – не зря К весьма занятным наворотам Той песни, что поют для нас Студенты польского журфака... Ну и друзья! Ну да. Сейчас! За эту песню будет бяка: Войско польске Берлин брало, Войско руске помагало... Мы прекратили этот вой И яро кинулись в атаку, Мол, не позволим над собой Так издеваться! И журфаку, Пусть польскому, но надо знать Соотношение хотя бы Поляков с русскими, не врать... Отважны были и не слабы, Согласны, польские бойцы... Но вряд ли сравнивать уместно. Участвовали – молодцы. Но и без вас мы, если честно Добили б в логове врага... Да, войско польске помогало И крови пролилась река Жолнежской, польской. Но накала Придал той битве не жолнеж, А безотказный русский Ванька. Него ты хоть пуляй, хоть режь, Хоть весь в крови, как ванька –встанька Он встанет и пойдет вперед И флаг повесит над рейхстагом... И песня русская не врет, История ко лживым сагам Не прибегает... И Катынь – Не русских дело рук – немецких... -- Петр, успокойся, Жорж, остынь... Пусть горлопанят. Им советских Деяний гордых – не затмить. Дай отдохнуть чуток от ора. Могли бы, кстати, меньше пить. Короче. Баста. Поезд скоро... – «Дранг нах Берлин» был завершен. По эту сторону границы Вагон толпою окружен Дзевчин. Кобет... Неужто длится И здесь с журфаком польским спор? Не поддадимся больше, дудки... Но нагло – «прелести» во взор... Так это просто – проститутки! В Союзе мы не знаем их. А в ГДР под рампу вышли... -- Профессор, что ли нет своих?. -- Нам шлюхи польские привычны. Не выставляются свои, Стесняются, а те -- нарочно Бесстыдны. Тот эрзац любви Теперь стал индустрией мощной -- Наверно из высоких сфер Ее поддерживают? -- Штази, Она всем крутит в ГДР... -- Конечно, ГДР в экстазе... – Немецкий принял нас журфак. Он в Лепциге стал нашей базой. И сильно поразил пустяк – Мы обменялись колкой фразой, В которой их менталитет Помянут был, увы, не всуе... Вот два журфака тет-а-тет, Декан из Лейпцига, рисуя Великих планов громадье, Тост возглпшает. Как не выпить? А где закуска-то? Мон дье! Их тамада велит нам выдать По бутеродику... Один Малюсенький за целый вечер. Журфак московский рухнул в сплин. И немцами легко замечен Наш раздражительный оскал. Причина им не по рассудку. И даже я затосковал, Но правда, только на минутку. Но сразу же замыслил месть В порядке, что ли, назиданья, Чем успокоил нервы, честь Не уронил в пылу собранья. Касались споры и войны. И мы и наши антиподы Взрослели после той весны, Что к миру привела народы. Нам, вроде, нечего делить... Но мы несем невольно в генах Все, что в те годы пережить Смогли отцы... В обыкновенных Словах проклевывался смысл С неутешительным намеком. И немец становился кисл, Наш – вздергивал прегордо оком, Как если бы незримый кварк Пронизывал пространство духа... Мы посетили Трептов-парк. Там немцы сдержанно и сухо Ждут возложения цветов. Уходят в явном облегченье. А строгость воинских постов Намеком здесь на продолженье Нет, не войны, а той поры, Пришедшей в мае в сорок пятом, Когда все правила игры Определялись здесь солдатом В пилотке с красною звездой. А этот воин в увольненье. -- Солдат, мы с Родины... Постой, Поговорим хотя б мгновенье. -- Туристы вы? -- И да и нет. Студенты. Здесь на стажировке. А прежде – воины... -- В гаштет? Мы б лучше предпочли в столовке Солдатской посидеть, как встарь... Привет от матушки- столицы. У нас здесь жесткий календарь... Где ваша чась, чтоб заявиться, Коль выпадет пустой денек?... Запомним, будь здоров, земеля! Спасибо! -- Разве в чем помог? Еще и как! – Мне в душу целя. Сиял солдата ясный взгляд... Растет моей души копилка. Постылых будней мутный чад Рассеивается. С затылка Как будто гиря отошла... Мы ходим по стране и ездим... -- Немецкий вспомнил? -- Ни шиша! А был бы, кстати, кстати... – Дрезден! Еще заметны здесь следы Американского налета – Тягчайшей города беды... Воистину премерзкий кто-то Дал асам нелюьской указ: Подвергнуть город убиванью. Год семьдесят второй. На нас Рубцы войны глядят. Внимаю Людским предсмертным голосам, Молящих Бога о расплате... Да будь я Богом. Я бы сам Собрал бы асов и: -- Распять их! – Велел бы среди тех камней, Из коих встарь был сложен Дрезден... Душа внимает. Эхо дней Войны мне слышалось под Брестом И здесь в печаль ввергает ... Храм Недалеко от галереи Расколот бомбой пополам. Так, с трещиной стоит... Горели Все в центре Дрездена дома. Не все воссозданы поныне. Об этом варварстве тома Написаны... Как людям с ними, Американцами, дружить? Они себя считают вправе Решать, кому на свете жить, Естественно, лишь в их оправе. Америка лишь хороша Казнить и миловать народы Лишь ей, великой... Ни шиша! Ведь есть Россия. И уроды Из Вашингтона знают: им Так по шеям накостыляют – От Вашингтона только дым Останется... Не забывают Пусть Дрезден. Вашингтон таким Внезапно станет в день расплаты. Мы за ценой не постоим – Пусть это помнят супостаты! О галерее Цвингер. Всей -- Шедевры классиков -- Европы С пятнадцатого века в ней. Бомбили если бы окопы – Никто бы слова не сказал, А общие бомбить шедевры Способен подлинный вандал. Война, -- мне скажут, -- не маневры... Вот именно. Здесь все всерьез. И с совестью американской Всем очевидный перекос, Презрительной манерой чванской Вассалом полагать весь мир Давно осточертели миру. Страна – палач, страна – вампир. Едва ли кто-то рад вампиру... Чтоб разница была видней, Напомню: русские спасали Потом картины много дней. Когда б не это, то едва ли Была бы радость: бросить взгляд Мне – на Мадонну Рафаэля. Я – взявший в душу этот клад!... -- Вот, мы нашли тебя, земеля, В надежде: хоть у земляков Добудем хлеба... -- Погодите. Вот хлеборез... Спаси дружков... -- Понятно. Хлебушка хотите? Сейчас! – Приносит булок пять. -- Наверное оголодали? -- Спасибо! Будем вспоминать... -- Да ладно... – Русским угощали Хозяев-немцев. Те – берут... У них для нас проблема хлеба. Едят в охотку русский: -- Гут! – Еще бы! Русский тешит небо... Мы навестили Бухенвальд. «Лес буковый» -- в самом названье. По сути – воплощенный ад. Академическое знанье Едва ли ужас передаст Испытываемый туристом Дню вдохновенному в контраст. Пейзаж под августовским чистым Немецким небом и рассказ Пусть даже самый достоверный. Учитесь: арселили нас Здесь, в Бухенвваьде – ужас первый: Не в лагере, а рядом с ним – В казармах лагерной охраны. Мы на окрестности глядим... Какие совести изъяны В идеологию злодей Мог взять – нельзя понять поныне – И просто истреблять людей – Здесь, на немецкой Буковине, Где так сияющ небосвод. Хлеба так живописно мирны... Набат... Да это сердце бьет! А запах человечьей смирны Все воскуряем из печей, Которые давно погасли... Мы знаем сатанинской чьей Идеологией – за раз ли Иль постепенно – все равно Желанье извести евреев Погромное приведено В двадцатый век... Архиереев Не канут в лето имена С политиками – черной сотни... Отмылась ли от них страна? Коль нет, то грех тот и сегодня На ней. Всевышний не простит Ни Бухенвальда ни Треблинки... Не сетуйте на времена. Без покаянья ни кровинки Сынов народа своего Всевышний не простит потомкам Убийцы, племени его Во всех коленах... Ложью скомкав Историю, одних себя Обманут те, кто в мрачной злобе Погромы черные любя, В кровавый пир опять в ознобе Бесовском возжелают вновь Ввесть христианские народы И символ веры: «Бог –любовь», В «Бог-кровь» преобразят уроды, Тогда и рухнет белый свет. И лишь народ – по Книге – божий Вернется продолжать сюжет За всех... А тех, кто с зверской рожей Со злобой сатанинской, всех Всевышний ввергнет в ад навеки... Здесь размещался просто цех По истребленью... Человеки – На пряжках надпись: «С нами Бог» -- Народ здесь изводили Божий. Едва ли без последствий мог Всевышний тем, в ком бес под кожей Простить -- и все они в аду, В котором и пребудут вечно.... Я слов достойных не найду... По лагерю иду... Конечно Здесь все иначе, чем тогда. Прямоугольник черной крошки, Где был барак... Зачем, куда Убрали... Ежатся немножно Потомки Эйхмана и те Кто с Менгеле в родстве по крови... Зачем убрали? Во тщете Уменшить впечатленье? В слове Ответа очевидна ложь... А в братской ГДР сегодня Солдата вермахта найдешь, Кто воевал в строю? Свободно, Придя навстречу, ветеран Врет не стесняясь: -- Я лишь повар. -- Я – водовоз... -- Камераман... -- А кто ж там настрелялся вдоволь? Кто вешал, резал, малышей Головками о стены тюкал? Неужто нет таких во всей Республике... -- Ну, бес попутал... – Могли б призаться, а потом Покаяться по-христиански... Таких героев не найдем... Невидимые миру ранки Накапливаются в душе... Из Бухенвальда виден Веймар... -- Давайте мы туда уже Заедем, раз торопит время... – Здесь светоч духа Гете жил И сочинял свои поэмы, И нежно с Шиллером дружил... Едва ли уклюнюсь от темы, Ведя о Веймаре рассказ, Что виден был из Бухенвальда. Есть что осмыслить здесь как раз: Шаг от высокого до ада С великой легкостью прошел Народ немецкий, что уроком Для всех, включая нас... Глагол Молитвы для общенья с Богом, За всех прощения проси, Кто был виновен и кто не был И да избегнем на Руси Под всем ее бескрайным небом Фашизма мерзкого беды И в этом веке и в грядущем... Век милосердия, гряди! Об этом в диалоге с Сущим Молите... Делим с немцем хлеб И о войне не вспоминаем. Есть в Веймаре красивый склеп. В нем – гений Гете, отделяем От Шиллера рядком свечей... И неизменный вопросы: Как вышло? Умысел был чей? А мученики – все Христосы? Немецкий нравится гаштет. Там пьют... Для русских пресновато: Мол, что за шум, а драки нет? Для немца это место свято: Такой своеобразный клуб, Квартальный дом пивной культуры – Свиную ножку съесть, за чуб Друг друга потрепать, фактуры Его отнюдь не поврелив... Мы с песнями в него вписались... Но лето пронеслось, как миф. Мы по-немецки попрощались – Ту-ту!... Дочурке повезло: Привез оттуда босоножки. Они понравились зело Моей растущей быстро крошке... Дв мы ваших много песен знаем, пели русские народные, стеньки разина Их гинг афнмаль шпацирен Нану, науну, нуну Их гинг айнмаль шпацирен Вас загсту ду денн дацу Их гинг айнмашь шпацирен Бувс валера Ун дат мэдуль фюркн Ххазхахахаха. Послесловие к книге одиннадцатой Итак, мы практику прошли! Свершилось – побывали в деле. Все трудности превозмогли – И сотворили, что хотели, Умножив творческий багаж С неслабым стрессом чутким нервам. А искрометный репортаж Объявлен даже был шедевром. И даже в чем-то удалось Редакционным ветеранам, Что лепят штампы вкривь и вкось, Дать фору... Правда, было б странным, Когда бы вытолкать в утиль Нам удалось за этот месяц... Но мы оттачивали стиль. И те, кто нас читал, заметят, Кто на экране нас смотрел И слушал в радиоэфире, Заметят: явно поскучнел Без нас их город в три, в четыре А кое-где и в десять раз: Газеты стали пресноваты, В эфире нехватает нас... Лишь эха гулкие раскаты Хранят московский говорок... Мы нашу карту разыграли, Потом шагнули за порог, Чтоб ностальгично вспоминали Всеместно одаренных нас, -- Вы помните, что был здесь летом?... – Детализируя рассказ, Слегка присочинят при этом, Кто в эту сторону, кто в ту, Что нас отныне не встревожит – Мы взяли эту высоту... А впереди у нас, быть может, Наш вдохновенный Эверест И многие иные пики Уже вдали от этих мест, Где мы взлетели... Не из книги Тепеь мы знаем, как она Ответственна, работа наша. А нас заметила страна И продолженья репортажа Ждет с нетерпеньем... Мы еще Подучимся, себя покажем. На чем и строится расчет Страны. Ей нужно репортажем Сенсационным угождать Сегодня, завтра – и вседневно. Чуток ей нужно подождать... Мы соглашаемся: плачевна Картина и в центральных СМИ, Тем более – в провинциальных... Но мы на старте – ты прими Нас во вниманье – эпохальных Недолго остается ждать Стране программ и репортажей... Готовься, Родина, воздать Признанием работе нашей! Содержание. Предисловие к книге одиннадцатой Поэма первая. Я, Семен Поэма вторая. Тома Поэма третья. Виктор Притула Поэма четвертая. Хенче-Кара Монгуш Поэма пятая Нина Дьякова. Поэма шестая. Наталия Алешина Послесловие к книге одиннадцатой | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
