Предисловие к книге шестнадцатой Кто – в путь, а кто поглубже в суть Сырья дипломного вникает... Слегка и тех и этих жуть В связи с дипломом пробирает А семьдесят четвертый год Пошел отсчитывать недели. И время, как песок, течет Сквозь пальцы... Нами овладели Заботы: с честью завершить Хотим, что начато пристойно... Конечно, славно, если б жить Остались мы в первопрестольной, Но тут, уж как кому везет... Не каждого из нас столица На постоянное возьмет Житье-бытье... Кто ей сгодится, Кто через фильтры проползет, Тот обретет столичный статус... Кому-то точно повезет, Иным столица скажет: накось..., Покажет неприличный жест – И потечем, палимы солнцем, До самых отдаленных мест... Подмазать бы, да вот с червонцем Потертым не придешь к тому, Кто греет руки на прописке... Ну, нет – так нет... В ту кутерьму Не станем и встревать... Изыски С фальшивым браком – не для всех, Ведь многие уже женаты... Диплом... Нам надобен успех... Пусть он в общажные пенаты Придет – и не оставит нас. Нужны удача, озаренье, Причем, немедленно, сейчас, Чтоб наше главное творенье Могло комиссию сразить... Сенсацию необходимо Научную изобразить. Да жаль, она ненаходима. Поищем новый поворот, Неординарный взгляд на тему. И это тоже проберет Комиссию... Решить проблему Необходимо здесь, сейчас. Ведь мы уже давно в цейтноте. Студент замотан, красноглаз, Раздерган в непростой заботе... Но это хорошо... Покой – Едва ли лучший вдохновитель, Как еж взъерошенный – такой Взволнованный студент – воитель, Изобретатель – и найдет К дипломной небанальной теме Незаштампованный подход – И, бросив вызов всей системе, Всю профессуру удивит... И в МГУ-шные анналы Легендой яркою влетит... Дипломные материалы – А их накоплен целый пуд – Кто украдет – казним расстрелом... Изюминка найдется тут? – Раскладываем по разделам... Поэма первая. Я, Семен... Идея! Вправе попросить Командировку для диплома Со сверхзадачей: погостить, С Димуркой пообщавшись, дома... Так – либо дождик либо снег... -- Пословицу продолжишь, Тома? -- Ну... Либо будет, либо нет... -- В мечтах я рядом с Димкой, дома... Декан бумагу подписал, В высотке выдали деньжата. Спешу на аэровокзал... Деньжат, конечно, небогато, Но обеспечат перелет, Прокорм и скромные гостинцы Ребеночку... Судьба дает Мне добрый шанс переместиться В те города, где партизан Словацких отыщу известных... Вот Киев... Дал по тормозам Пилот... Здесь я не хуже местных Ориентируюсь... Подол, Печерск и Дарница – родные. Здесь, мамин отпустив подол, В часы холодные, ночные, Крутил я гайки по ТО, Уставшим за день автокранам... А днем бродил... Не до того, Чтоб спать... Дивился старым храмам... В общаге на Киквидзе жил... Пешком по Леси Украинки До Бессарабки доходил – И сохранил в душе картинки И песни киевской поры... Мой Киев... Здесь я ростом выше, Здесь духа звездные пиры... Иду привычно к Зое, Мише, Где раскладушечку всегда Мне предоставят и накормят... Так было в прежние года... Хрущевочка их тесных комнат Гостеприимна и светла... Меня порою заносили В нее попутные ветра – И Зое, трепетной кузине, Я благодарен вообще. Она в тупом провинциале, Искавшем выхода вотще Из бездуховности – дремали В нем силы и метался дух, Не видя выхода из плена, -- К ученью пробудила слух И зренье... Это незабвенно... Я из Борисполя качу В автобусе до Ленинградской, Где с чемоданом соскочу... Воспоминание украдкой Былые чувства всколыхнет: «Гранатовый браслет» смотрели Здесь в «Ленинграде» с Зоей... В тот Как раз момент к душе взлетели Стремленья поумнеть, дозреть... О Куприне на равных с Зоей Беседовать... Решил корпеть, Учиться, насидев мозоли На заднице, но прочитать О Куприне и прочих разных Писателях... Ну что сказать? Ученье – не веселый праздник, А тяжкий повседневный труд Для изначально туповатых. Пути учения ведут Умнеющих и головатых Лишь к постижению того Неутешительного факта, Что мы не знаем ничего – И надо дальше без антракта Учиться, изучать, учить, В гранит познания вгрызаться, Все зубы о него сточить – И снова с болью убеждаться: Круг знаний мал, за ним лежит Безмерный океан незнанья – И бесконечно надлежит, Все те же испытав терзанья, Круг света знаний расширять, Не забывая о духовном... От Ленинградки нам шагать До мебельного, здесь во двор нам Свернуть... Резиновый завод,... Хрущевка... Бок промазан желтым, (Весной стена насквозь течет)... Звоню на этаже четвертом В задерматиненную дверь... Открыда Зоя... Ну, порядок! -- Откуда и куда теперь? – Рассказываю без загадок – И к телефону... Партизан Черкун зовет немедля в гости... В охапку «Репортер» -- и сам Себя собрав – хрустели кости: Бегом в трамвай и – на метро. Там – прямиком до политеха. Мне важно, коль дано добро, Добиться в записях успеха -- И партизан разговорить, Задать сто правильных вопросов, Потом уже писать, творить... Черкун – боец, спортсмен, философ, Словацкий бывший партизан, А прежде, ясно, -- украинский Повспоминать поди и сам Хотел, как он в чащобе пинской Скрывался, перейдя туда Из окруженья на Волыни... Сверкает Красная звезда На пиджаке его... Поныне Он ясно помнит каждый день, И так рассказывает сочно, Как тень хотели на плетень Фашисты навести – и срочно Сформировали свой отряд Под видом партизан советских. Чтоб грабить местных... Некий гад Из слишком подлых бонз немецких Так замышлял нарушить связь Советских партизан с народом. Попытка та не удалась. -- Лже-партизанским вражьим ордам, Разоблаченным, был конец Один всегда... -- Что, плен? -- Могила! Подобных в плен не брал боец. С такими и меня сводила Судьба – и мигом отличал Лже-партизан: им панцерфауст Враг в оснащение давал... Уничтожали эту пакость... – День первый вышел не пустой. Я распрощался -- и в подземке Качу в раздумье на постой, По сторонам не пялю зенки. Вдруг чувствую сверлящий взгляд: Уже на выходе мужчина, Кивнул мне, посмотрев назад... Знакомый? Средних лет и чина Рабочего скорей всего... Один из тех, с кем на Киквидзе Делил общагу? Никого В лицо не помню... Не по визе Восходит в юность память, нет... Возможно с ним встречался где-то. С кем лишь меня за столько лет Судьба не сталкивала... Эта Оказия в метро меня На миг от мысли отвлекает О главном... Ладно, все фигня. Диплом уже сильней толкает К финальной стадии... Вояж, Надеюсь, качественно двинет Вперед и вверх...Всевышний наш В час испытаний не покинет... Интеллигентный разговор У Зои с Мишей, ужин царский... Назавтра новых дел затор: Днем – Беренштейн, потом Швейцарский... Два партизана рандеву Мне назначают для беседы. Потом я отвезу в Москву С воспоминаньями кассеты... А Беренштейн-то Леонид Из Шпикова! Он, тихий Шпиков, Не будет мною позабыт. Тот городок – один из пиков В строительстве моей судьбы, В нем жил мой дед, дядья и мама. Отсюда детские мольбы Мои взмывали к небу, прямо К Тому, Кто Судьбы всех вершит... Он в двадцать первом там родился, Геройский Леня, Леонид, Голодомор терпел, учился. Вначале в школе, а потом Еще в училище военном. И командирским кубарем Увенчан... С пылом дерзновенным Мчит к месту службы в Перемышль... Май сорок первого, надежды: Здесь не проникнет даже мышь... Июнь... Страна смежила вежды, Враг до рассвета разбудил Границу страшной канонадой... -- Что делать? Юный командир Велит бойцам: -- Сражаться надо... Сражается до сентября. Под артогнем не отступает. И, раненого в плен беря, Фриц полицаям поручает Пустить «товарища» в расход. Темнеет... Весь конвой «под мухой»... И Леонид момента ждет – Не зря военною наукой Себя три года набивал... -- Дай закурить! – один конвойный Другому... -- На... – Он их вповал Столкнул – и убежал... Нет, войны Выигрывают не числом, А исключительно уменьем... Победа мужества над злом, Конечно, не была везеньем. Терновка... Детский был приют В селе в года Голодомора... И Лене справочку дают: Он из приюта... Так спроворя, Сумел и паспорт приобресть. Отныне он Васильев Вова. Он красный командир – и честь Для Лени -- не пустое слово. Шевченково... Он создает Отряд подпольный на «чугунке», Врагу покоя не дает – И сокрушительны и гулки Подрывы самодельных мин Под эшелонами с оружьем. -- Теперь мы фрица победим: Оснащены теперь не хуже Врага оружием его. -- Теперь-то повоюем, друже. Пусть враг шалеет оттого, Что бьем его его оружьем! – Был послан из Москвы десант На связь с Шевченковским подпольем. Признав Васильевский талант, Берут его в отряд... Поспорим, Не угадаете пароль? -- «Пожарский». Отзыв, ясно, -- «Минин». Васильеву досталась роль Начштаба. Он же – спец по минам. На рельсах побеждать врага Способней – ясно понимает. -- Оружье партизан – фугас! – Взрывному делу обучает Васильев каждого бойца. А для наглядности взрывает Составы сам... -- Здесь хитреца Нужна... Пусть мина ожидает Под рельсом жертву пару дней. Потом себя готовит к схватке. Состав с фашистами на ней Взорвется – значит, все в порядке: На фронте нашим воевать Полегче будет с супостатом. Бензохранилище? Взрывать! Мосты? Взрывать! Пусть станет адом Тыл для фашистов. – К ноябрю Четырнадцать составов вражьих, Украсив сполохом зарю, Слетело с рельсов. Для отважных – Полно трофеев. И врагов Четыре сотни погубили – Идет война без дураков. Не то б на фронте те убили, Возможно, тысячи бойцов В пилотках с красною звездою... Вдобавок к поездам – мостов Взорвали пару... Стороною Теперь врагам искать объезд, А там другие партизаны Бьют немцев... Нет спокойных мест. Пока зализывают раны, Кто выжил в битых поездах, Васильев новые взрывает, Внушая недобиткам страх. Пусть знают, что их ожидает. Спецдонесения летят От партизан разведке фронта. Там, в штабе, точно знать хотят О немцах... -- А какой урон-то Отряд Пожарского нанес Врагу? Ну, так держать. Дерзайте... И на днепровском берегу Плацдарм для наших отбивайте... Приказ понятен. Был налет Отряда на село Свидинка. Враг двадцать танков не пошлет На фронт: танкисты как скотинка Порезаны, а сверх того Две вражьих взяты батареи, От батальона ничего Не остается... -- В бой! Скорее Отбить береговой плацдарм... Три дня держали оборону На берегу – и командарм В «опартизаненную» зону Плоты и лодки шлет и шлет, Плацдарм надежно расширяя... Отряд в немецкий тыл идет – Работа у него такая: В тылу фашистов побеждать... Отныне во главе отряда – Васильев. -- Немцев убеждать Решительней, мощнее надо, Что затянувшийся блицкриг Их пораженьем завершится. Пусть каждый час и каждый миг Возмездия фашист страшится... В святом врагу отмщенье -- зол, Фашистов бить и бить стремится... Потом Васильев перевел Отряд за польскую границу, У коей принял первый бой Под Перемышлем в сорок первом. Ведя поляков за собой, Бьет взрывами по вражьим нервам. Война – не легкий променад. Но год уже сорок четвертый. Где Беренштейн – фашистам ад. Он командир алмазно твердый По отношению к врагу, Стратег из самых вдохновенных – И перед павшими в долгу... Освободив советских пленных, Тех, что покрепче, взял в отряд, Больных отправил на подкормку. Война на рельсах – точно ад. Втемяшил командир в подкорку – И двадцать с лишним поездов Столкнул в сорок четвертом с рельсов, Расколошматил – и готов Фашистов на клочки разрезав, Всех до последнего казнить... Освобожден француз отрядом. И командиру сообщить Желает тайну... -- Где-то рядом, В районе Дембица, враги Испытывают сверхоружье. -- Найти то место помоги Нам, мон ами, французский друже... – Задача: полигон найти... Однажды двух парней разведка, Голодных, сбившихся с пути, Приводит в штаб Перепроверка Французских данных подтвердит: Есть сверхоружие. Колонна Взмывает, стартовав, в зенит – И мчится к цели неуклонно По радиолучу... Отряд Шлет двух лазутчиков. Платонов С Ширяевым сумели взгляд На «Фау» бросить... Их. Шпионов Сумели фрицы углядеть, Казнили... Но отряду парни Сумели все же порадеть, Засунув возле места казни В дупло от парашюта шелк, На нем – рисунок полигона, Координаты... -- Будет толк! – В Москву радирует бессонно Лунева Шура результат Разведывательной работы. Все данные в Москву отряд Отправил... Авианалеты Штурмовиков на полигон Всю стартплощадку разметали. Враг сверхоружия лишен... Отстроит полигон? Едва ли – Ему бы ноги унести... А предосеннею порою Приказ: в Словакию войти. И здесь отважному герою Фашистов выпало громить. Смог Старинов найвысшим баллом Его заслуги оценить: -- Герой! Заминка лишь за малым: Еврей. Не то бы точно был Звездой геройскою отмечен... Но о еврее вождь забыл... – По счастью, жив, не изувечен, Завидно молод: двадцать три, Трех стран украшен орденами, Вошел в жизнь мирную... Смотри, Какими славными делами Еще отметиться успел: Окончил два серьезных вуза – Над книгами всерьез корпел: Герою знанья – не обуза. На швейной фабрике теперь Директорствовал в Киев-граде. А бремя горькое потерь, А то, что помнил об отряде Вошло в бесхитростный рассказ, Которым он со мной делился... -- Куда теперь пойдешь? -- От Вас – К Швейцарскому... – Я прокатился От площади Победы две По направлению к Жулянам Коротких остановки... -- Где Узнали обо мне? Престранным Мне представляется сюжет, Что о «словаках» кто-то помнит... Выходит, не забыли? -- Нет... – Уверенно шагал меж комнат Полуослепший партизан – Следы контузии сказались, Последствия словацких ран... Беседовали... Заменялись Мной батареечки не раз С кассеточками в «Репортере»... Трагичным был его рассказ. Война несет утраты, горе... Непросто выживать потом Увечному... Что шаг – то подвиг.... Поговорили обо всем... О главном: как фашистов подлых Уничтожали на корню... -- Когда эфир? -- Пока не знаю... -- Темнишь? -- Нет, вовсе не темню. Я на маршруте. Побываю Во Львове... Позже – в Черновцах Искать «словаков»... -- Там – Кудельский... Дать телефон? -- Конечно! Ах, Удача! Верю: босс отдельский, Плевако, будет побежден... Во Львове я у Седненкова. Сперва рассказывает он. Потом по переулкам Львова Ведет к Багинскому меня. Герой Зиновий – к Мечиславу. Он – жертва вражьего огня – Без ног... В другой стране по праву Он был бы почитаем, но У нас – почти что презираем... А мне почтить его дано... Судьбину мы не выбираем... И мой отец был в двадцать лет Лишен ноги – судьбы опоры. Вся жизнь – преодоленье бед. У власть имущих точно шоры. Усугубляют груз беды, Что честным воинам досталась. На мой вхгляд – Золотой Звезды Достоин каждый, чем бы малость Была б боль раны смягчена... Багинский нес свою судьбину С достоинством... Была война. С друзьями послан на чужбину Спасать словаков от беды. Сам от беды не уберегся... Не дали Золотой Звезды. Он с бюрократией боролся За право жить, как человек... Но мне не жаловался вовсе. Достоин поклоненья всех, А власть – бесчеловечно-волчье Бесстыдно хамское нутро Во Львове воину являет. Еще неявственно, хитро, Сквозь экивоки восхваляет Фашистских прихвостней, бандюг Бандеровских, убийц кровавых... -- Об этом кто позволит, друг, В эфире рассказать?... За правых, Я верую, всегда Господь! Я расскажу, как воевали, Что испытали... -- Верховодь Тобой Всевышний! Пусть бы знали В Словакии, что жив еще По воле Господа Багинский... – Я Мечиславом восхищен. Жить в агрессивно украинской Среде поляку нелегко. Живет не жалуясь на ближних. Укоренилась глубоко Вражда к полякам... Даже книжник- Интеллигент обосновать Рад, почему гнобить поляков Уместно, нечего скрывать... Я западник и сам и знаков Антагонизма несть числа... Вот вам еще одна причина, Что беды воину несла Увечному... Но он – мужчина С достоинством... Я уезжал... Из Львова ходит местный поезд... Меня Зиновий провожал... -- Людская жизнь – не в книжке повесть, -- Сложней и ярче во сто крат... Спасибо, что приехал, парень... Я нашей встрече, правда, рад – Ты честен... -- Я вам благодарен: Ваш содержательный рассказ Глаза на многое открыл мне... -- Ты все увидел без прикрас – И в очерках не место кривде... -- Вагон похож на самолет: В высоких креслах пассажиры. Поездка в поезде займет, Наверное, часа четыре. Могу немного подремать, Переварить в душе, что знаю... Пока не стану выжимать Слова – бессловно начинаю Творить – выстраивать в душе Героев четкие портреты. Они – не из папье-маше – И их реальные сюжеты Богаче Верна и Дюма... Моя задача – быть не ниже Сюжетов, в коих жизнь сама, А не придумки бойких книжек. Зал ожидания... Сижу, Подремываю, жду рассвета... Приеду рано – разбужу Мальца звонком – зачем мне это? Мужчина ходит меж рядов, Расталкивая грубо спящих, Выспрашивая: кто таков? Чей чемодан, авоська, ящик? Меня разглядывал в упор, По украински вопрошая, Куда я еду... Разговор С ним «по-московски» продолжая, Невольный ивызвал пиэтет. Разобъясняю, что приехал, Да жду, когда придет рассвет... -- Следите за вещами... – Эхо Совета мудрого вокзал Мне многократно повторяет, Напоминая, чтоб не спал. Здесь спящий многое теряет, А я бы потерял судьбу С кассетками и «Репортером»... Услышав страстную мольбу, На витражах, открытых взорам, Невозвратимо тает ночь... Рассвет зовет меня на площадь... -- Такси?! -- Спасибо, дядя, прочь – Не баре: выгодней и проще Мне на троллейбусе... Домой! Туда, где под опекой близких Любимый человечек мой... Мой город – на холмах не низких, Троллейбус ввысь и ввысь ползет, Минуя танк на пьедестале, Костел и площадь, где встает Вождь в кепке, где когда-то Сталин На той же тумбочке стоял... Пассаж,... Шевченко,... парк культуры,... Бассейн... Я тихо ликовал: Знакомые дома, скульптуры Мне дарят радостный настрой... Мой город! Я опять приехал! Неразделимые с тобой! Твоих чудесных песен эхо Всегда в моей душе звенит, Здесь сердцу дорог каждый камень, Здесь поднялась мечта в зенит – И увлекла над облаками В Москву, где скромно город мой В душе восторженной таится. Он тоже в мире знаменит, Не меньше, чем сама столица... Напротив бани выхожу – И поднимаюсь по проспекту До Стасюка... Уже спешу... Уже я отдал дань респекту Родному городу... Теперь Хочу быстрее на Гайдара В родную посигналить дверь... Эх, жалко, что со мной Тамара Сюда приехать не смогла! Звоню... Мне открывает мама... -- Приехал, отложив дела... Димурка спит наверно... -- Прямо! Баюкает твою сестру... – Я слышу: -- Димочка, не надо. Я спать хочу! -- Сейчас умру: Мой маленький, моя отрада, У раскладушечки стоит... На ней постанывает Соня, Малыш трясет ее, кряхтит. Та просит малого спросонья Ее оставить... Он в ответ: -- Так я баюкаю зе, Фофа! – Ведь и полутора же нет Парнишке, а любое слово Понятно, что произносил... -- Ну, здравствуй, мой сыночек сладкий! – Мальчонку на руки схватил. В глазах у мальчика догадки: Приехал некто, чья любовь Умножит круг любви и ласки. Мой маленький, родная кровь, Нодные ножки, ручки, глазки... Он просит на пол опустить – И тащит за руку на кухню. -- Чем хочешь папку удивить? -- От новой выходки ликую: С огромной ложкою под стол Шагает парень деревянной. Там банка, в коей сквозь рассол Видны пикули... Из стеклянной Их добывает, подает Мне: угостись, мол, вкусным, папа. Себе умело достает, Хрустит пикулями... Ну, лапа! Гурманствуешь? А, может, зря? Я не уверен, что мальчонке Нужны, по правде говоря, Соленья... Маме при ребенке О том не стану говорить, Позднее выскажу сомненья... Такое чудо сотворить Смогли с Тамарой – воплощенье Любви – чудесный наш сынок... Рассказываю все детально, Как я поездку выбить смог, Что, скажем прямо, уникально... -- Поездка в Киев и во Львов Наполнила мне три кассеты... -- Большой материал... -- Нет слов – Отличные везу беседы. Еще одну заполню здесь: Назначу встречу с партизаном. В Москве перелопачу весь Материал... Фрагментам самым Значительным найду места В радиоочерках толкоовыхб Глядишь – и сбудется мечта – И из страничек очерковых Сложу свой творческий диплом... – Сыночек слушает как взрослый. Видна работа мысли в нем... -- Чем кормят, маленький-хороший? – По взмаху-всплескиванью рук Я вижу: он готов ответить: -- Тотока, леб, мамука, лук! – Глазенками лукаво светит:? Вот, мол, какой я Цицерон... -- Да, ты прекрасный собеседник, Мой маленький, а как умен! Я горд тобою, мой наследник... – Звоню Кудельскому с утра. Решили: навещу под вечер. Дневная, стало быть, пора – Для сына... -- Коль заняться нечем, Поедем, маленький, гулять... – Коляску скатываю книзу, Берусь мальчонку одевать... -- Пойдем, малыш, поищем кисю... Он понял. -- Кику, .. – повторил. Несу на улицу мальчонку. Он вскинулся, заговорил: -- Помотлим кику! – Сын кошонку В сторонке заприметил – и К ней потянул меня – погладить. Потом по улице пошли... Я рад, что смог с Димком поладить. Качу коляску, он пешком Усердно ковыляет рядом... Устал... Колясочку с Димком Качу... Окидывает вззглядом Дома, троллейбусы, авто... Гуляем далеко и долго... Причем, не встретился никто Из тех, с кем был знаком я – только Чужие лица... Вроде я Не так давно живу в столице, А вся компания моя Куда-то испарилась... Лица Друзей по Киевской, ребят Из техникума, сослуживцев В толпе не обнаружил взгляд... Иду, Счастливцев-Несчастливцев По городу с сынком Димком И медитирую на каждый Каштан могучий, старый дом... Ужель из города однажды Уеду навсегда? Сынок Чего-то про себя мурлычет... Домой, покуда не подмок... Никто по имени не кличет. Я чужд мелькающей толпе. К душе грустинка подкатила... Уехал? Поделом тебе!... Прогулка Димку усыпила. Я сонного принес домой. Раздели -- не проснулся даже. Спи, маленький сыночек мой! Что у меня в программе дальше? Кудельский... Новых батарей Шесть ставлю в корпус «Репортера». -- Пошел! -- Давай. Вернись скорей. -- Как выйдет. Может быть – не скоро... Мне до Чапаева шагать С Гайдара не особо долго... Немного начал уставать От встреч-бесед, но чувство долга Велит добрать материал. Его цена – судьба диплома... Иван Иваныч принимал С сибирским хлебосольством дома: Грибы, картошечка, салат... -- Иван Иваныч, я непьющий... -- Так дело не пойдет на лад... Ну, гость, традиции не чтущий, Давай хотя бы поедим – Я только что пришел с работы, Голодный... Дальше поглядим. Ешь! А потом расскажешь, кто ты, Зачем из матушки-Москвы По нашу заявился душу... За здравие! -- Не пили б вы! -- Не трусь! -- Я в общем-то не трушу. Мне нужен трезвый разговор... -- От стопки я не опьянею... Грибочки – наш с супругой сбор... -- А я, признаться, не умею И различать и собирать Грибы... -- Ну, мы с супругой – асы. Центнеры замариновать Способны... Можем мастер-классы Устраивать... Коль нет грибов, Я даже и за стол не сяду... Хлебнешь? Ну, ладно, будь здоров! -- Иван Иваныч! -- Я досаду Уже и не пытаюсь скрыть... -- Не подведу, увидишь, парень... -- Наелся? Чай с вареньем пить! Я человек простой, не барин. Здесь рядом в телеателье Чиню «Рекорды», «Электроны», Не голоден и не в тряпье, Я в партии и чту законы. Жизнь, полагаю, удалась. Ко мне вон даже из столицы Прислала репортера власть, Мне есть, что вспомнить, чем гордиться... Я по рожденью сибиряк. Повоевал в строю, контужен, Оглох почти и шум в ушах – И строю был уже не нужен, А партизанам подошел. Полуглухого на радиста Военкоматовский осел Шлет издевательски учиться... С теорией куда ни шло, А вот с морзянкой дело глухо, Плохое уцхо подвело: Мне проста не хватает слуха, Чтоб «тики-таки» различать. Коммисовать не коммисуют, А вот в штрафбат меня послать, Конечно, могут... «Нарисуют» Мне саботаж – и будь здоров! – И искупай вину раненьем. Я побывал у докторов – Не помогают мне леченьем... Что делать? Долгие часы Товарищи «морзят» мне... Тщетно. Хоть вой, рви на башке власы – Не слышу. Вовсе незаметно, Чтоб слух улучшился хоть чуть.... Отчаиваюсь – коль экзамен Не сдам – в штрафбат мне только путь... Я -- к девушкам, способным самым: Прошу еще тренировать... Они поочередно ночью «Морзят» я должен принимать... Так убедился я воочью: Терпенье, труд – все перетрут: Внезапно слышать стал прилично – В штрафбат, выходит, не пошлют. Я сдал все нормы на «отлично» -- И десантируюсь в отряд Петра Величко, капитана. Теперь-то не пошлют в штрафбат. Величко славу хулигана – Ее он в юности носил Сменил на славу командира. Он был боксер. Избыток сил Кипел в нем. Им руководило Стремленье покарать врага. С таким не надо и штрафбата – Он сам мог обломать рога Любому. Было страшновато Встать виноватым перед ним: Был скор Батяня на расправу – Ударом сваливал одним Любого. Но лупил по праву. Зато все знали: никого НКВД- шникам не выдаст. В отряде каждый за него Казнит любого... Нам – «на вырост» Шлет амуницию Москва. И верно: как дошло до драки, Запахло жареным едва -- К нам сотнями пошли словаки. Вот я в отряде, погляди... – На снимках – худенький парнишка. Немецкий «шмайсер» на груди, Кубанка набекрень... Мыслишка: Совсем ведь дети, пацаны Врага геройски побеждали... Подумалось, что нет цены, Что мне изустно передали, Той строгой правде о войне И о себе... Коплю детали... -- В одном бою достался мне Немецкий мотоцикл... Желали Его начальники отнять. Я не отдал – и поплатился: Как сумасшедший стал гонять – И надо ж – с мостика свалился. Двух ног закрытый перелом. Загисовали. Я калека. О нраве Батином крутом Наслышан... -- Вот – как человека Берем Кудельского отряд, А он теперь нам стал обузой. Так что ж ты нас подводишь, гад? Чесать рассчитываешь пузо, А мы тебя корми, носи? Не выйдет. Сам пойдешь в колонне. Поблажек даже не проси. Отстанешь – расстреляю. Понял? На загипсованных ногах Я ковылял, роняя слезы. Никто не помогал – был страх, Что Батя углядит... Угрозы Свои он четко исполнял. А нас фашисты взяли в клещи. Отряд с боями отступал. -- В штрафбате было бы не легче. -- Величко, верно, был жесток, Но особистам на расправу Не отдал – это был урок И мне и пришлую ораву Дисциплинировавший вмиг И смоноличивавший войско. Теперь ты знаешь не из книг Об эпопее той геройской... – Явился вечером домой... Сынок лепечет возле деда. Я «Репортер» вскрываю мой. Гляжу: закончилась кассета. Решил ее перемотать Удобства ради на начало... Сынок в восторге стал визжать: -- Колесики клутить! – Кричало, Выплескивалось чувство в нем. Он: -- Папа, киска! – восторгался. -- Клутить колесики! – сынком Спектр восхищенья выражался Словами искренней любви, Которую ему дарили. И вот он, с чудом виз--а-ви, Мне говорил, что говорили Ему, хорошему, в семье... Неизгладимо впечатленье Сынком подаренное мне... Лечу в Москву, где ждет теченье Дипломных неотложных дел. Наполненный материалом, Я над машинкою корпел, Тамаре рассказав о малом... Несу все очнрки в отдел, Переживаю: там Плевако... Ура! Поганец улетел. Сдаю Петровой.... Есть! Однако Господь, я вижу, за меня... Прошу Петрову дать мне отзыв, Мол практику прошел... Звеня Душою, не боясь морозов, Шел нараспашку по Москве... Долблю на переменку с Томой... В теоретической главе Разобъясню, чем связан с темой... На переменку с ней «Москву» Мы занимаем для работы. Мне, собственно, одну главу И нужно сочинить для квоты, Да очерки перебелить В формализованном формате Дипломном... Важно отдолбить Без опечаток... Сделал... Нате! -- Три копии «Москва» пробьет? -- Да. Третья малость бледновата... – -- Теперь красивый переплет Мне сделайте... На нем богато Оттиснуть... -- В золоте? -- Ну, да – Название моей работы – И предзащиты чехарда: Петровой подпись... -- Отчего ты Разволновался? Подпишу... – Пока она выводит росчерк, Я с перерывами дышу... -- А как тут мой последний очерк? -- В порядке. Проскользнул в эфир... -- Благодарю! -- Иди... Удачи... – Иду... Весь окружавший мир Пестрее засиял и ярче... Уже московская весна Зазеленела меж ветвями. Опять она лишает сна, Дурманит смелыми мечтами... Сдаю Панфилову диплом Уже подписанный Петровой. Теперь-то я уверен в том, Что должен мэтру трехлитровый Контейнер с лучшим коньяком... Но это так – ведь я непьющий, А он? Я ведаю о том: Как оппонент он – наилучший, Ученика не подведет... Семестр космическим манером Уже летит, а не идет... И испытанье нашим нервам – Защита – ближе с каждым днем... На Первомай – святое дело – К ребенку... С думою о нем Все это время пролетело... И вот мы с Томой – в Черновцах... Был Первомай на редкость стылый, Дождливый – хлюпал каждый шаг – И по осеннему унылый. Но нам все это нипочем. Сынок в зеленой кацавейке И в шапке вязаной... Втроем Гуляем... Радостной семейке Дивится мокнущий народ... Сынок ведет нас на площадку С качелями... Плетемся вброд... Асфальтовую стежку-кладку До дома проложило СМУ, С которым воевал когда-то. А до качелей почему Не проложило? Плоховато Заботилась о детях власть: Качели побросала в лужи – И на партсъезды отвлеклась? Да ладно, ведь бывало хуже... В качелях милого сынка, Качаем... Он поет чего-то, Мурлычет... Маленький пока, Но выпевает чисто ноты Тех песен, что ему поем Поочередно все в семейке. А накануне вечерком Тому, кто ныне в кацавейке, Показывал «театр теней», Собачку, кошечку на стенке, Учил его – мол, сам сумей! Запомнил – и сегодня «сценки» Из пальцев хочет повторить – Умен парнишка, переимчив... Успел я «Смену» зарядить... -- Снимаю! Улыбнись-ка, Димче! Потом Наталье отдадим Кравчучке напечатать снимки... Все праздники мы рядом с ним, Но вновь нам уезжать от Димки... Еще последние штрихи – Слагаю умную речугу – Ответственнее, чем стихи: Пусть речь польется не в натугу, Да чтоб комиссию увлечь Буквально с самой первой фразы. Должна быть лаконичной речь, Без стилистической проказы. Но я ведь лектор, и поэт, И журналист вполне умелый. Ареопажный госсовет Оценит и заходик смелый И дикцию – вот здесь я ас... А очерки – само собою. В них – партизанство без прикрас, Геройство, ставшее судьбою. Вначале Томин был черед. Ее работа крепко сшита. Конечно, много сил берет Публичная трудов защита. Я – на «камчатке»... Поддержать Пришли со мной дружок Аяльнех, Кравчук Наталья... Ей снимать Охота... Добрых, величальных Услышала Тамара слов Немало – щедры оппоненты, Работу хвалят – от основ До выводов... Свой путь студенты, Мы – одолели до конца... Пришел и мой черед. -- К Защите! – Расчетливая хитреца – Взят в оппоненты сам Учитель, Панфилов, -- оправдалась. Он Мою работу сильно хвалит... -- Я поздравляю вас, Семен, -- Отлично! -- Котелок-то варит – Я ныне далеко не тот Провинциал на первом курсе. Пять курсов вывели вперед – Чему-то научился в «бурсе». Чего-то в жизни испытал В студенческом высоком ранге. И за границей побывал – Теперь живу с любовью к Праге... Артема вдохновенный спич... Его бы речи Богу в уши – Чтоб он решил, что я – москвич! Москва пленила наши души. Я полюбить ее успел И не ошибся с альма матер. Теперь и знающ я и смел – Готов на жизненный фарватер Вступать... Большому кораблю – А я – большой, что несомненно, -- Большое плаванье!... Долблю, Готовлюсь к госам вдохновенно. Лишь после них считай ликбез Журфака пройденным до точки... История КПСС... В башку вбиваю заморочки Про съезды, прочую муру... Ну, Козочкина нас не жучит... Сдаю отлично... Кто мне «Тпру!» Сказать посмеет? Тот, кто учит, Едва ли хочет нас на мель Толкнуть в последнюю минуту. У нас и профессуры цель: Продемонстрировать, что круто Готовил к жизни нас журфак... Последний гос. Он все объемлет Предметы. Словом, не пустяк... Ответствую. Панфилов внемлет. А Любосветов задает Вопрос простой, но с подковыркой... О «серой» пропаганде... Ждет, Не поскользнусь ли... Ждет с ухмылкой Панфилов.. Он-то в нас вдолбил Все о ьрехцветной пропаганде... Я не подвел и не сглупил... Смеется Любосветов: нам –де, Понятно: крепко «подковал» Наставник избранную банду Международников... Кивал, Потом: -- Какую пропаганду Репрезентует АПН? – Как должно, отвечаю строго, Что, дескать, здесь не КВН – И с антиподами дорога У нас различна, и не след Прилаживать «три цвета» к нашим... Панфилов хмывкает. Ответ -- Его словами выдан... -- Скажем, Условно: параллель с каким Пропагандистским цветом все же Для АПН определим? -- Условно – с серым... Все! Итожа Пять трудных лет, в зачетку мне Панфилов написал «Отлично» -- И расписался... -- Рад? -- Вполне... – Он держится демократично. А я его благодарю – И жму протянутую руку... Учитель! Я боготворю Того, кто ввел меня в науку И в жизнь мне отворил врата... Но у меня еще экзамен И в УМЛ –е... Маета... Уста в ответе отверзаем – И дипломатию сдаем – Историю и современность... -- Билет берите! – Взял – а в нем -- Сюрприза необыкновенность, Я изумлен – давнишний мой -- О дипломатии советской Перед второю мировой Вопрос... Стою с улыбкой детской: Пять лет назад я на него Ответил, на журфак вступая... Что повторяюсь – ничего?... Я в позе мудрого Чапая Под Ломоносовым стою. Наташка щелкает «Зенитом». За далью – что? Судьбу свою Не угадаешь... Незабытым Пусть сохранится каждый час, Что нами на журфаке прожит. Отныне он навеки в нас. В судьбе и выше и дороже Не будет больше ничего... Ну, что ж, хорошего – помалу. Дай Бог другим хоть горсть того Во всем стремленья к идеалу, Что в нас выковывал журфак... Мы – МГУ-шной расы люди – Фундамент тверд, высок «чердак» – И представление о чуде Господнем светится в глазах... В нас свыще воля к свету влита. Мы – сила. МГУ – в сердцах. Мы – золотые. Мы – элита! День, завершивший марафон, Уже я вспоминаю смутно. Декан вручил диплом... -- Семен, Возьми с собой в Сибирь попутно Все знания и весь талант... -- Спасибо, Ясен Николаич! -- Журфаковсклй судьбы гарант, Под чьей опекою пылаешь Неопалимо – и паришь Во вдохновении высоком. Нью-Йорк, и Лондон, и Париж Определили:высшим сортом, Мерилом лучшего всего В искательстве литературном И журналистике – его, Недостижимом по культурным Любым критериям. Гигант Образовательной системы По журнализму – наш декан, Творец журфака, кои стены Великих помнят всех времен. И вот – мне пожимает руку, Великий, молвя: -- Вы, Семен, Не забывайте: путь в науку Не заблокирован для вас... – Благодарю, великий Ясен... Что вспоминается сейчас О дне, который был прекрасен? Геннадий Красников пропел Слова, придуманные Гришкой. Капустник легкий между дел Серьезных стал забавной фишкой: «Ясен Николаевич, Наш декан Засурский, Вам опять на лекцию, Ну, а нам – на Курский,... -- Казанский,.. -- Павелецкий, ... -- Ярославский, -- Киевский,... -- Шереметьево» -- Григорий тихо ликовал: Его сценарий воплощался... Капустник грустью наполнял: Великий курс с собой прощался... В очках «шпионских» персонаж – Али Ас-Сенабани (Йемен) – Вел «цэрэушный» репортаж О том, как в Осло, Рим и Бремен Кремлевских разошлют писак – Мы грустно шутке улыбались: Конец студенчества, журфак! Мы гоестно с тобой прощались. Писатель Жуховицкий нам Вещал: возможны две карьеры – И каждый выбирает сам: Тот – в министерские премьеры, Другой – в Кольцовы... -- Выбор ваш... – «Остановиться, оглянуться...» Спектакль успешный лил кураж В уста писательские... Льются Слова о долге и мечте... Поапплодировали вяло. Во всем -- неявно – о тщете Мечты собраться вновь звучало. Затем к нам обращает спич, Работавший геройски в Чили Коллега Леонард... Тот хрыч, Преподлый Пиночет, был в силе – Поддержан тайно ЦРУ... Пока мы развлекались в Праге, Дворец, стоявший на юру, Фашистами разбит... Отваги Защитникам не занимать. А Сальвадор Альенде даже Успел по радио сказать О подлецах, что тварей гаже. Ту речь коллега Леонард Словчился записать с эфира – Печальный репортерский фарт – И вывезти, чтоб люди мира Услышали из первых уст Оценку подлости ничтожной. На пленке слышен треск и хруст – Бомбят, стреляют – невозможно Понять отдельные слова. Но голос тверд у президента. Он защищал свои права – И до последнего момента Сражался за свою страну... На возвышении пред нами Собрат, что выиграл войну Свою с презренными врагами. И он журфаковец. Он свой. И даже побывал в застенке. Ту речь, рискуя головой, Из Чили вывозил... Оценки Отличной парень заслужил За этот жизненный экзамен. С таким бы каждый задружил – Живой герой перед глазами. Он, Косичев, одет в костюм С жилеткой, гладкая прическа... Да, репортерство – не изюм... Мы это понимаем четко... К нам обращается декан С напутственным прощальным словом. У процедуры – четкий план: Выходим из Дворца всем скопом – И в Александровский идем... На нас покрапывает дождик – Закрашен серым окоем – Так декорирует Художник Небесный нашу грусть-печаль... От курса здесь Кривчун Володя Приносит клятву... Дальше – даль Неведомого... Непогодья Не замечаем – в глубь души Записываем эту клятву... Московский ветер, подсуши Костюмы, платья, лица... Жатву Мы пожинаем в этот миг Пяти высоких лет ученья... Преодоленье, тонны книг, Безудержное вдохновенье – И дружба, и любовь... Итог? Начало?... Встречи?... Упованье... Судьбу провидит только Бог, А наша доля – Послушанье... Дом архитектора, банкет... Тост... Ясен прост и неформален. У всех к декану пиэтет. Как МГУ фундаментален Засурский... Мы – его птенцы На краешке гнезда родного... На сердце каждого рубцы Оставит этот день... И слово Засурского смягчает боль – Мы – свет немеркнущий журфака Уносим в душах... Наша роль – Быть светочами в царстве мрака – За будущее! Мне бы всех Вобрать в себя прощальным взором... Смешались крики, слезы, смех... А рядом – Гришка, друг, с которым Теперь нас разнесет судьба По разным городам и весям... Да, «у верблюда два горба...» -- И нам грустить по нашим песням, По шуткам Гришки... Радость-грусть Неразделимым настроеньем Царит... Отец Небесный, пусть Судьба и впредь нас вдохновеньем Высоким озаряет всех – И пусть на высшей точке жизни Журфаковского братства цех Не растеряет нас... -- Не кисни, Приятель, все идет путем... – -- Не буду. И уже не кисну... -- Давай-ка водочкой запьем Тоску-печаль – и эту тризну Слегка весельем подсластим... Ты знаешь, я не пью спиртного... -- Тамара, бесполезно с ним... Давай с тобой за то, чтоб снова Собраться через много лет... Ах, с вами скучно, вы не пьете... -- Расходимся на много лет, А с кем-то навсегда – на ноте Неотвратимости печаль Становится сильней и гуще... За ночью – день, за далью – даль... Веди нас ты, Предвечный, Сущий!... Поэма вторая. Тома Сданы экзамены – и вот Семен берет командировку. Увы, не каждому везет – И милого сынка головку Поцеловать я не смогу: Мы обеднели подчистую. А Сенька на большом кругу Заедет в Киев, Львов... Такую Программу утвердил декан... И Черновцы вписались славно В деканом утвержденный план. Задача: записать исправно Рассказы бывших партизан Об их словацкой эпопее. Зеленый свет Семену дан. Он укатил, а я тупею Над темой трудной детворы. Искать другую тему поздно – Такие правила игры. А с этой я душою розна – Не интересна мне она. У нас Клековкина Ольгушка Той темой шибко голодна И Хилтунен Валерий, душка В нее с ушами погружен Душой и всем тщедушным тельцем. Ну, а вот мне какой резон Тем малоинтересным дельцем Себя жестоко нагружать? А впрочем, есть материалец По «Комсомолке» -- и пищать Уже нет времени... Скиталец Семен из Киева звонил. Он, как всегда, живет у Зои, Кузины. Он ее ценил За образованность и злою Ее не видел никогда: Воспитана по-ленинградски. Она военные года Пережила в Ташкенте... Краски Не знает женщина иной Для немцев, кроме самой черной. Она ограблена войной. Ничем души той обожженной И никому не исцелить... Войной отравлены и все мы... Смогли нам в гены перелить Отцы всю боль военной темы И гордость: все превозмогли, Все доблестно преодолели, Жизнь поколения спасли... У автора достойней цели Не будет и не может быть, Как словом озарять победу, Ей славу снова вострубить... Меня же потянуло к бреду Педагогическому... Что Подвигло, до сих пор не знаю, Из тем, которых было сто, Ту выбрать, с чем теперь сплошная Морока, головная боль... С досады, право, чуть не плачу... Назвался груздем – все! Изволь Лезть в кузов. Не переиначу Судьбу. Осталось лишь терпеть, Сердиться на плохих детишек, Над «Комсомолкою» корпеть – И из макаренковских книжек Крупицы мудрости добыть, Чтоб, хоть и не своей любовью, Плохих детишек полюбить... Диплом дается потом с кровью. Из дальних странствий воротясь, Семен рассказами о сыне, Весь впечатленьями светясь, Дал жизнь описанной картине В воображении моем: Кружат бобышки «Репортера», Поставленного пред сынком – И он не отрывает взора --- Как это чудо оценить, Что перед ним являют близко? -- Клютить, колесики клютить! – Сынок в восторге. -- Папа, киска! – Сынок спешил благодарить Отца за явленное чудо. Сам тоже чудо сотворить Сумел для близких: -- Не забуду Его сиявшие глаза И монолог мальца спонтанный. Весь извертелся, егоза – Потрогать дайте, мол, желанный И неизученный предмет... -- Нельзя, мой маленький, ударит... – В семейной памяти сюжет Отныне присно светозарит. -- Клютить колесико, клютить! – Мы повторяем между делом Как если б нас закоротить Сумел Димуська тем шедевром. Пошла горячая пора. Семен кропает очерчишки, Я – свой трактат... Но – вечера! В сторонку «Репортер» и книжки... Несемся на восьмой этаж Смотреть про Штирлица картину. Неслыханный ажиотаж! Забыв учебную рутину, Дыханье хором затаив, Все Тихоновым восхищались. И мигом возбоготворив, Его героем насыщались, Как кислородом... Броневой Являл нам умного фашиста. У Табакова с головой Порядок... Евстигнеев чисто Провел трагическую роль, Лев Дуров – умного подонка... В подтексте миллионов боль, Боль старика и боль ребенка, Сметенных огненной волной... Картина острую подпитку Дает корпящим за стеной, Нам, что обречены на пытку Дипломом... На седьмой этаж В иные вечера ломится Народ – и здесь ажиотаж, Пункт притяженья всей столицы – Студенческий театрик. В нем Душой – Селянская Ирина... «Медея», что любовь со злом Смешала, будто все едино: Любить ребенка – и убить... Кучборская собой премьеру Здесь освятила – не забыть Ту горделивую манеру Богини! Как она несла Главу величественно-строго, Как труппа с трепетом ждала Ее суда, что воле Бога Равнялось в мнении ребята... И как гордились одобреньем! О новом детище хотят Рожновского разжиться мненьем. Негр, убегая от толпы, Укрылся на балконе белой, Поставив жизнь на грань судьбы, И вот вошел в покои беглый – Его играет эфиоп. Он из приятелей Мулату. Что ждет беднягу? Пуля в лоб? Спасенье? За какую плату? В спектакле сыщик (Тохтамыш, Наш однокурсник) – за плохого.. Сидишь, за действием следишь... Поставлено вполне толково. И динамичен стиль игры И выпукло психологичен. Актеры – не хухры-мухры! Рожновский здесь демократичен, Не пафосен. Ему игра И режиссура «сен подоба»... Ребята раза в полтора Прибавили в игре... Учеба И для актеров и для нас Идет и здесь – виват журфаку! Но пролетел потехи час, И время – делу... Спать не лягу, Пока не завершу главу... Выстраивается структура... Уже я в полусне плыву... Вся собравнная мной фактура Уже смешалась в голове... На курсе у девчат забота: Как выйти замуж, чтоб в Москве Подзацепиться хоть за что-то? Хоть полудурка подцепить – В столице только б удержаться. А вот любить ли – не любить – Не важно. Лишь бы прописаться... Кравчучку чуть ли не до слез Замужества волнует тема. А Ренжин девушку всерьез Не принимает... Да, проблема... Мосфильмовская... Там овраг. Его неспешно замывают И окультуривают так, Что взгляд невольно восхищают, Газон, дорожки, фонари... А вдоль Мофильмовской – посольства Построили – не два, не три, А много... У столицы – свойство Преображаться на глазах... Мы на Мосфильмовскую ходим Звонить сыночку... Добрый знак В тех обновлениях находим, Прогресса видимый аспект... В те дни активно расчищают Столичный Ленинский проспект – Заблаговременно встречают Так призидента США, Что вознамерился визитом Нас осчастливить... Где, шурша По мостовым, давно разбитым, Промчит сиятельный кортеж, Безликие дома порушат, Газонами заделав плешь... Крушат вовсю дома, не тужат, Что рушат прошлое Москвы... Открылся от Пашкова дома Вид интересный на мосты И Кремль... Та трасса нам знакома: Нас сто одиннадцатый вез По ней сто раз туда-обратно... Подобострастья перекос Пред иноземцем неприятно Нам наблюдать... В Москве – весна. Для нас – последняя в столице. Диплом – на финише. Должна Без опечатков исхитриться Его отстукать на «Москве»... Боль предстоящего отъезда Бьет молотком по голове... Нет лучше и желанней места Для каждого, кто здесь провел Пять лучших лет, чем этот город. Здесь пик судьбы, ее престол, Где каждый счастлив был и молод --- И славно бы остаться здесь, Но только не корежа душу, Не продаваясь... -- Даждь нам днесь... – Я перед будущим не трушу, А просто начала грустить По тем годам, что отзвенели... Москва, прошу меня простить За эту грусть... На самом деле – Ведь я в Москве! Вокруг – весна, На сердце – радость, хоть и с грустью. И жизнь моя любви полна, Что стала истиной и сутью Пяти московских жарких лет. И я отныне не остыну... Апрель дает зеленый свет: На праздники помчались к сыну. Наташка пленочку дала, Чтоб зарядить старушку-«Смену». Цела ли в Черновцах? Цела... Семен велел на авансцену Мне с Димкой выйти – и снимал... Я в светлом плащике и брючках... Сынок вприсядочку шагал С флажочком первомайским в ручках. На детскую площадку вел. А там качели, карусельки И теннисный корявый стол... Щелк! Щелк! – Доносится от Сеньки... -- Да будет ли от съемки толк? Ведь проявлять ты не умеешь... -- Кравчук проявит! – Снова – щелк! -- Сынок, как быстро ты умнеешь! Вчера лишь только показал «Собачку» муж на стенку тенью... Вот: сын два пальчика разжал, Копируя сегодня Сеню, Встав так, чтоб солнце на земле Его «собачку» рисовало. О выходках его в семье Порассказали нам немало. Он хулиганит не со зла, А часто от непониманья. Золовка утром спать легла, Придя со смены... От вниманья Димурки это не ушло... Трясет с азартом раскладушку, Лицо восторгом расцвело: Придумал славную игрушку: Баю-баюски-баю, Не лозися на клаю, Придет селенький волчок – И укусит за бочок! -- Димуся, я же спать хочу! -- Так я баюкаю зе, Фофка! – Эх, жаль, не я его учу Заботе о родных... Золовка Расплачивается за деньки, Когда сынка качали в люльке... Запоминают все сынки И возвращают к нам... К Димульке На улице – поговорить Идут – улыбчио – соседи.. -- Димуля, чем тебя кормить? -- Понятия мамею! – Эти Приколы развлекают всех. Сынок на улице Гайдара Имеет бешеный успех. Ведь свертники такого дара Живого слова лишены... Мы ждем прихода в гости Светки Еще покуда не жены Сирийца аль-Вади... Конфетки В коробке Светка принесла. Пьем чинно чай... -- Ему не надо! – Бабуля ловко убрала От внука горку шоколада, А внуку объяснила так: Что это, Дима, дескать, краска... Наивный покивал простак... Прошел денек – и будто маска На умном личике сынка. Вдруг подитожил: -- Нет, не краска, А куська... Хоть и мал пока, А лгать емк не надо... Ласка И правда вырастят бойца, В ком честь и разум будут слиты. А ложь в итоге даст лжеца. Ко лжи пристанут в виде свиты Безволие и эгоизм. Едва ль таким смогу гордиться. Старинный наш девиз-трюизм «... Честь – смолоду», здесь убедиться Смогла, нуждается в такой Решительной корректировке: «Честь – сызмальства!»... Подать рукой Еще до маленькой головки. ...Один сынок не засыпал. Сажусь тесней к его кроватке. Он моего прихода ждал – И говорил со мной, мой сладкий. -- Исё, исё, -- просил. Давай, Рассказывай ему хоть сказки, Хоть наизусть стихи читай, Покуда не устанут глазки. Заметили, что у сынка Чернеют зубки... Непорядок! Не плачет маленький пока, Избавимся от неполадок. К дантисту повели мальца. Ребенок в шоке – плакал горько. И боль и страх с его лица С обидой не сходили долго. Я искупала пацана. Он с малости любил купаться. Я с этим справилась одна. Он рад с игрушками плескаться. Проблема в том, что нет пока Воды горячей на Гайдара. Воды нагрели два бачка, Раскочегарили до пара, Разбавили – и принесли Ребенка в старом одеяльце. Бултых! – и быстренько пошли Головку мыть шампунем... Пальцы В его кудряшки заплелись... Волосики – белесым шелком... Намылила – и коком ввысь, Помыла, сполоснула с толком... Теперь немножко поиграть В воде сыночку можно с рыбкой... -- Гляди-ка – и не стал орать! – Малыш на бабушку с улыбкой Глядит. Ее оасшифровать Нетрудно мне: умеет мама Меня так здорово купать – На личике восторга гамма... Занятно: на ходу сынок Шагал точь-в-точь как баба Женя, Для правки плоскостопых ног Сынок в порядке упражненья Приучен с пола подбирать Ножонками свои игрушки, Карандаши... Не потерять Момент, поставить лжи заглушки. Еще и честный взгляд на жизнь Нам в ней сформировать не поздно. Сама, мамаша, воздержись От лжи, не то ударит грозно В тебя отдача от сынка... Нет, я хочу правдивой жизни. Ищите, как же, дурака, Кто пребывая в полном шизе, Для сына пожелал бы лжи... Я честно обсуждаю с мужем: -- Семен, ты маме подскажи – Уж как бы нам не сделать хуже. Пусть уминает шоколад, Но больше лгать не надо сыну.. Ведь это с мудростью не в лад... -- Согласен... – Только ту картину Я увезла с собой в Москву, Что повторяется упорно В моем растравленном мозгу... Воображение тлетворно Сынка рисует – и опять Звучат слова про краску с куськой – Ни есть не можется ни спать... В столице с широтою русской Встречают Никсона... Июнь... Пошли последние недели. Что можно сделать? Дунь да плюнь – В обложку твердую одели Мой опус и переплели. А сверху золотом названье Красивым шрифтом навели. Осталось супер-испытанье – Защита. Мне назначен день. Комиссия и оппооненты. И бестолковая – пнем пень – Руководительница... Ей-то, Что мне ничем не помогла, Держаться бы сейчас подале. Но с гордым видом у стола, Как именинница... Видали?! Аудитории раек Заполнен. Там – моя команда. В ней первый номер – муженек, Мулату с ним... Ребята, вам-то Что волноваться? И Кравчук Наталья со своим «Зенитом» -- Надежный мой и верный друг... Не суетитесь сильно, вы там!... Перед защитой добрый час Кравчук мне делала прическу. Наташка – чудо, просто класс! Прическа – вклад в мою зачетку. Возможно, что не так сильна В усваивании предметов. Перед экзаменом она Всегда так волновалась. Это Ее сбивало результат... -- Куда бежать, кому отдаться? – Шутила, страх глуша... Велят Мне пред комиссией подняться -- И позволяют говорить... Я речь продумала дотошно. Здесь главное – понятной быть И убедительной... О том, что Мне разонравилось самой В несладкой теме ковыряться, Сказала б, но тогда со мной Все б захотели разобраться. А тема вправду ведь важна, Что отмечают оппоненты Как плюс работы... Да, грешна, В ней есть отдельные моменты, Которые недоучла – Я признаю все замечанья, Благодарю... И все? Прошла Без нервотрепки испытанье... Пришлось, конечно подождать, Пока за дверью совещались... Позвали, об.явили: «пять»! Понятно, мы пообнимались. Наташка свой диплом поздней По фотоделу защищала. Волненье злую шутку с ней, Как было много раз, сыграло. Ей ставят только «хорошо». По-моему – несправедливо. -- И ладно. Стану я еще За баллы драться суетливо! – Успешно защитил Семен Свой творческий диплом, отлично! Хвалил Панфилов мудрый. Он Культурно и демократично Снял с плеч Семена тяжкий груз... Но впереди остались госы... Непросто тоже, но боюсь Не так... Ответить на вопросы Привычнее, чем защищать Работу, в коей не уверен... И госы сдали мы на «пять». Был виноград когда-то зелен – А вот он полностью созрел. Осталось выдавить винишко, Как результат грядущих дел... Порадуйся за нас, сынишка! Мы позвонили в Черновцы. За нас с Семеном все там рады: -- Вы оба с Сенькой молодцы, Отличники! -- Сильней отрады Нет – разговора с малышом. Он узнает нас – и хохочет... Мы к Ломоносову идем Наталья напоследок хочет Нас возле Миши поснимать... Здесь Райка, Светка с Мухаммедом... Щелк!Щелк! – Мы будем вспоминать, Как Миша нас привел к победам. С ним пробежало день за днем – Пять чудных лет... Теперь, Васильич, Придут другие. Мы уйдем... Со всеми нами путь осилишь? Оставим новым кутерьму, Что стала незабвенной былью. Мы по совету твоему Решили «прирастать Сибирью». Уже определились мы И мой Новосибирск избрали Без суеты и кутерьмы.. Уже подъемные прислали Семену – радио зовет... Там вроде даже комнатенка От радио нас с Сенькой ждет – И есть, куда везти ребенка... Но это позже, а сейчас Поток собрался в светлом зале. Все вместе мы в последний раз. С энтузиазмом поздравляли Декан и все профессора. Дипломы синие вручили. (А красные вручал вчера В высотке сам Хохлов)... Шутили... На мне – мой розовый костюм, Наташка в беленьком кримплене. Носительница мудрых дум Раиса – в рбшечках, как в пене... Шагали к Вечному огню Где Клятву верности от курса Сказать велели Кривчуну Володе... На ветру толкутся Товарищи прошедших лет... На чьем-то ярком макияже Слезинки оставляют след. И у парней отдельных даже Глаза сейчас увлажнены. Момент торжественный не только Для нас, но и для всей страны... С Москвою расставаться горько. Наташка, верный друг, ревет.. -- Я не хочу в свой Севастополь... -- Пойдем-ка, староста зовет... – Наш курс толпой нестройной топал В Дом архитекторов. Банкет Назначен в здешнем ресторане. Засурский с тостом. Пиэтет К нему не менее, хоть странен Декан с рюмашкой за столом.. Салаты, шпроты, заливное... -- Ну, будем! -- Будем! -- Повезем То неподдельное, живое, Что за пять лет внесла Москва В сердца, до самых до окраин... До сплетен жадная молва Шептала, что Молодкин ранен Сердечно: Конторер ему Дала отлуп... Демонстративно Борис, понятно по всему, Сусанке в пику, агрессивно «Снял» Ирзабекову и с ней, Считай, в обнимку, удалился... Так много выпивших парней... -- Семен, и ты б хоть раз напился! – Подначивал его Грицько – Приятель Сенькин, Медведовский. Семен в ответ: -- Напьюсь легко. Но разбуянюсь, дам по соске, -- Поди, обидишься, дружок? -- И вправду, оставайся трезвым.... -- Ну, что, возьмем на посошок – И по домам? Виват – помпезным Дворцам столичным... Впереди – Мирок провинциальных хижин... Такое колотье в груди – Москвой возвышен и унижен Здесь каждый, кто не из Москвы... Нас замечает Рыбакова, Инспектор: -- Погодите вы! -- Дожевывает, рот толково Скатеркой вытерла... Меня Поцеловала на прощанье... И баста... Всю судьбу ценя, Я вдруг все поняла про счастье. Его нам подарил журфак. Как сохранить его подольше? Не растерять бесславно, как? Потери той не будет горше... Поэма третья. Груня Васильева Мое студенчество, как все, Я вспоминаю благодарно. В любимом нашем «медресе» Мне было, коль сказать суммарно, Прикольно... Встретил в сентябре Меня ня третьем курсе Хорош -- Вздохнув, вознес глаза горе: -- Васильева, вам нужен сторож – Беременная третий раз! Сюда за этим поступали? Уж лучше не конфузьте нас... -- Сусаннка с Машей тем спасали, Чтоб не казнил меня спортзал, Что Машин папа дважды справку Мне о беременности дал, А к Хорошу нести – Сусаннку Я отсылала за себя... На третий год явилась с пузом... Тот мини-выговор стерпя, Я вскорости с чудесным грузом, Что столько радости дарил, Уже в роддоме оказалась... Журфак! Он вдохновенным был. Я хорошо в него вписалась... Физвоспитание... Его По этим справкам прогуляла. А больше – честно – ничего. Все семинары посещала, На лекциях на всех была – И даже многие любила... Родной язык... В него вошла Всем естеством... Еще учила Сосредоточенно истпарт И философию марксизма, Научный коммунизм – отпад! -- Что доводил до пароксизма... Два взятых с детства языка Давали мне в учебе фору. Как на веревочке телка, Раиса отвела в контору, Экзамены велела сдать... Наставнице сопротивлялась: -- Я не хочу преподавать! Учительница не сдавалась: -- Тебе дадут сертификат, Дающий право на уроки... -- С мечтою это невпопад... -- Пути судьбы бывают строги, А репетиторство всегда На хлеб поможет заработать... – Едва послушалась тогда... Бумажку, что способна «ботать» И языки преподавать Закинула на антресоли, Чтоб впредь о ней не вспоминать... Военка... Медсестра – по роли Приуготованной страной В военном противостоянье. И эта тоже роль со мной Не совпадает, но старанье Я проявляю – и учу, Какие где на теле мышцы. На семинарах не молчу, Порой высказываю мысли... Другой предмет военный – «гроб» -- Гражданской обороны сколок. Читает солдафонский лоб, Лет отслуживший, может, сорок, Лихой полковник Макогон. В войну однажды отличился, Пригнав табун монгольский он. Такой с ним казус приключился: Шел по второму этажу. Вдруг сверху под ноги слетает Портфель... Он замер. Я слежу Со стороны... И он кивает – И честь портфелю отдает. Потом чеканно марширует. Такой случайный эпизод Занятно характеризует: Оструган службой под бревно... Вот я – дневальная на «гробе». Садиться не разрешено – Стою, как снеговик в сугробе. Вошел полковник. На меня – Молчит – и пялится свинцово. Вокруг затихла колготня. Начальник говорит сурово: -- Должны приветствовать... -- Привет! -- Неверно! Повторим попытку. Выходит... Я вздыхаю вслед: Какую-то придумал пытку. Вновь в дверь проходит. Я ему – С улыбкой: -- Здравствуйте! – Сказала... -- Неверно! -- Что да почему? – Мысль «полководца» ускользала. Он – через левое плечо Кругом два полных оборота – И входит -- Добрый день! -- Еще! -- Я рада встрече... – Отчего-то Он снова вышел и зашел – Я книксен сделала учтиво. Полковник пятнами пошел. Была бы под рукой крапива, Он, точно б выстегал меня... Негодованием пылаю... -- А как? -- Устав от «А» до «Я» Читайте -- «Здравия желаю!» Нет чтоб без придури сказать. Но, может, не в уставе придурь А просто нравилось терзать -- И, бедный, благоглупость выдал? На третьем куосе мы опять С непредсказуемой богиней Кучборской. Ей экзамен сдать – Как если бы под гильотиной Самоуправной полежать... Я для волос купила краску И развела боясь дышать. Окрасилась, тая опаску – И вместо легкой рыжины – Густые угольные пряди. Гляжусь вороной. Но должны Идти на суд отметки ради К богине... Та пришла судить – И... восхитилась: -- Маргарита! Такую Фауст полюбить, Да, лишь такую мог...— Открыто Всех остраненьем поразив, Богиня ставит мне «пятерку»... Я боком пячусь, рот открыв... Лишь затворив дверную створку, Осмеливаюсь заглянуть В зачетку. Так и есть: «отлично». -- Что? -- Дайте мне передохнуть... – Расхохоталась неприлично... Прикольно жизнь моя текла: Родители, друзья, собака... На деньги папины могла Порадовать подруг с журфака. Все книги, что велят читать, В квартире нахожу на полке... Жизнь – лучше нечего мечтать... И вдруг – удар судьбы по холке. Судьбы непредсказуем крой -- Итог ошибки эскулапа... Был август. Семьдесят второй. В кремлевке умирает папа. Ушел на собственных ногах – Кривился от холецистита... И вот – всей нашей жизни крах – «Врачи анкетные»... Убита Всего основа. Как атлант Держал всего семейства небо – Отец, моей судьбы гарант... С ним и сухая корка хлеба Казалась слаще и сытней... Однажды я проснулась рано На пике августовских дней: Сквозь полусон услышав явно Вдруг: -- Грушенька, иди сюда! – И звук упавшего стакана. Откликнулась тотчас же: -- Да! – И в спальню к папе с мамой... Странно: Накрыта пледом их кровать... Соображаю он в больнице, С ним мама... Мне б еще поспать. Иду к себе... Уже не снится Ни папа и никто другой. Но поспала совсем немножко. Прервал предутренний покой Внезапный тихий стук в окошко... Мне сжало ужасом гортань -- Катаева явилась Эстер Давыдовна в такую рань: -- Оденься. Павлик выйдет – вместе Рванете в город... – Поняла, Что папы больше нет на свете – И жизнь счастливая ушла... Летели, точно на ракете... В «кремлевке» рассказали мне, Что папа в шесть утра скончался – Едва рассвет светлел в окне... У медсестры не удержался В руках стакан, упал, звеня – И этот звук какой-то силой Сквозь расстоянья до меня Донесся... Папочка, мой милый!... В Дубовом зале ЦДЛ Назначен ритуал прощанья. Весь мир писательский хотел Трагическое воздаянье Свершить в прощальный час тому, Кто был достойным человеком. Несли, несли венки ему... То, что в гробу лежало, неким Чужим казалось... --- Там не он. Он улетел в командировку... – Венки, цветы со всех сторон... Я знаю правду, мне неловко: Все верят, что в гробу лежит Васильев, всей стране известный Писатель... Вижу вдруг: дрожит На веке капелька... -- Нечестный И неуместный ритуал, -- Кричу: -- Он жив! Глядите – плачет! – Никита Михалков сказал: -- Он умер, Груня. Умер – значит, Теперь придется без него... – И я заплакала негромко... Толкали речи, отчего Еще мне горше – и ребенка Разволновала – он во мне Барахтался и копошился... Мне стул поставили к стене... Присела... Сын угомонился... На Новодевичьем отца Похоронили за Хрущевым... Я истовю молю Творца Рожденным сердцем чистым словом Принять ушедшего в раю... Я к папе прихожу и плачу, Безрадостную жизнь мою Рассказываю: силы трачу, А воздаяния мне нет. Одной воспитывать сынишку Тяк тяжко! Хоть бы где просвет Увидеть... Мне не по умишку Понять за что меня судьба Наказывает так жестоко... Без папы все мы – голытьба, Так холодно и одиноко... Вдруг на плечо мое рука Заботливая опустилась: Вдова начальника ЦК Над плачущею наклонилась – И я уткнулась ей в плечо – И горестями поделилась... -- Немного потерпи еще. Будь стойкой, чтоб переменилась Твоя судьба... А впереди – И деньги и любовь, удачи На творческой стезе... – В груди Теплело, словно в этом плаче Всю боль и горечь излила... -- Когда совсем успешной станешь, Не забывай, какой была – И помогай другим... Протянешь, Потерпишь, выдержишь... – Ушла... А я в полураскрытой сумке Червонцев пачечку нашла – А я то билась в горькой думке: На что ботиночки сынку Купить... Я рассказала прежде О том, сумевшем задурить Мозги девчонке, о надежде С ним быть до гроба, что, увы! – Осталась неосуществленной. Я на виду у всей Москвы Была восторженно влюбленной – И брошенной... Потом судьбы Моей коснулся Дима Демин. Едва ли вникнете в суть вы, Мне и самой был повод темен – Ведь вовсе не было любви Во мне к МГИМО’вскому студенту Из Ленинграда... Ви-за-ви С изменой, уступив моменту, Вступила с нелюбимым брак В отместку бросившему подло. Едва ли и супруг-кунак Влюблен, но я шагала гордо: Уж отомщу так отомщу... И вдруг увидела у загса Того, кого везде ищу – И сердце встрепенулось жарко... Увы, но это был не он, А Димин друг Борис... Похожий На мой невозвратимый сон, Но на пятнадцать лет моложе... Ну, вот... Семейный воз тащу. И вскорости распузатела, Внутри себя сынка ращу... Жить вскоре с Димой расхотела. И он не сильно горевал. Мы разбежались, не жалея. Он не звонил, не вопрошал О сыне, сердцем не болея, Деньгами нам не помогал... Я не звонила, не просила. Был, сплыл – и ладно. Ускакал – Ура! Профкомом не грозила... И регистрируя сынка, Решила: пусть опять Аркадий Живет Васильев... На века Да сохранится имя ради Любви дочерней... Пусть сынок Фамилию и имя деда Добром прославит в новый срок. В моем сынке – моя победа Над несложившейся судьбой... Сентябрьский, семьдесят второго Денег означен снеговой Нежданной бурей... -- Тужься! – строго Мне акушерка говорит... В тот миг, когда сынок родился, К окощку голубок летит – В роддомское окно забился... -- Гляди-ка, рОдная душа Явилась издалёка чья-то, Чтоб поглядеть на малыша. – С печальным вздохом хрипловато Мне акушерка говорит. Был день сороковой по папе – Я -- в обморок. Потом – навзрыд... Меня встряхнуло на ухабе, Но сын, Аркашка... Надо жить... Вот, из роддома возвратилась. Малыш покормлен – уложить... Был ранний вечер. Я решилась На пару часиков прилечь. Потом по плану вновь кормежка. Легла – и словно бы картечь Сразила: думала немножко Посплю... Очнулась: белый день... А сын: сопит себе в кроватке – И лишь пеленка – набекрень, Не плакал мой хороший, сладкий, Не жаловался: покорми. Он словно понимал, как тяжко Мне жить без папы меж людьми... Спокойный парень мой Аркашка... Я в «академку» не пошла... Бабуля Фася помогала Вергшить учебные дела. Она по сути воспитала Аркашку-правнука... А я Могла ходить на семинары, На лекции, печаль тая... И я не пропускала пары – И получила «поплавок» В придачу к синенькой обложке... Теперь пред нами все дорог. Куда идти при сыне-крошке? В какую даль ведет стезя? Трудны ли становленья мили? Былые папины друзья Растаяли в окрестном мире. Придется начинать с нуля Безрадостной судьбы осколком Без перспективы – вуаля... Легко ли сироте с ребенком? Поэма четвертая. Виктор Притула Диплом? Диплом, диплом, диплом – Одно словечко днем и ночью Стучит мне в ухо дятелком. Увижу ли итог воочью? Документальное кино Притягивает безраздельно – В мир растворенное окно, Искусство, что творят артельно. И черно-белое оно Всем интересно и цветное. Как пусто было и темно В том мире давнем, где, родное Оно отсутствовало. В нем Мы переносимся на полюс. Оно заглядывает в дом – И первый фильм «Приходит поезд» Нас восхищает всех, как встарь. Как осчастливили Люмьеры! На черно-белой ленте – царь, Солдаты в битве, пионеры, Вожди, парады, «Беломор» -- Мы пялимся сквозь смех и слезы. Шагает кинорепортер, Фиксируя метаморфозы... У многих был и будет зуд Снимать, и ставить, и пиарить. Артельный вдохновенный труд. И я бы мог писать, сценарить. Но сценарист, и режиссер, И оператор в той артели Находят свой в искусство створ... Поди и вы бы снять хотели?... Кино само – бескрайний мир, Прекрасный – и ужасный вместе. Для зрительского взора -- пир, А каждый в творческом оркестре Свое желает доказать – И каждую амбициозность В пучок непросто увязать. В зубах завязла одиозность В рядах киношных мелких свар, Больших подстав и надувательств... Нодари... Он в кино позвал... Вот был бы жив!.. Раб обстоятельств, Мечтавший снять свое кино, Вынашивавший долго тему, Похоже не учел одно: Авторитарную систему, Которую могла задеть Моя идея об испанцах... Так хочется посметь, суметь, Но при цензурных глянцах-танцах – Я к ним покуда не привык. Мне изощренные приемы Преодоления – (я сник) – Неведомы и незнакомы Те, кто сумел бы научить... А я испанцев обнадежил. Теперь придется омрачить. Диплом мне душу искорежил... Считалось, может нам помочь Надежнее определиться С дипломом практика... Курочь, Курочь мои мечты, столица. Кино не только на ЦТ. И АПН снимало фильмы. Туда подался в тшете Наивных планов. Этой фирмы Продукция творит пиар Стране Советов за границей... Ведь профанация. Нодар... Мое кино мне только снится. Я порагал, что в АПН Я окажусь поближе к теме. Но снова попадаю в плен Вконец завравшейся системе. Цель: навести на лик страны Прилицный грим. А сверху глянцы. И никому здесь не нужны, Конечно, русские испанцы. Нет, у меня здесь ни черта Не вытанцуется, заметно. Здесь камера – не мне чета Доверена, а лучшим мэтрам... Пренебреженья не тая, Зрят сквозь очки в злаченых дужках... Для мэтров откровенно я – За мальчика на побегушках. Испанцы... Дети той войны, Что всю Европу расколола В тридцатые... Их нет вины, Что домом стал Союз, а школа В них вдалбливала коммунизм... Они в Союзе повзрослели, Втянулись в нашенскую жизнь... Иные, правда, захотели Назад, к отеческим гробам – И унеслись на Пиренеи. Немало, правда, тех, кто там, Где струны ритмами звенели, И грохотали каблуки В цыганскои пламеном фламенко, Где тщатся растоптать быки Тореро в брючках из маренго, Не побывают никогда: За нашу землю воевали. Была фашистская беда – Они ее одолевали – И прежде чуждая земля Им стала родиной второю. Ах, как бы их прославил я В картине... Горько мне, не скрою, Что замысел не воплотил... Я даже черновой сценарий Как курсовую защитил... Но, видно, в чем-то я из парий – И дальше дело не пошло. Нет от Юровского поддержки – И весь сценарий повело, Скривило... Избежав насмешки, Решил: пойду другим путем... Каким? В височках молоточком: «Диплом, диплом, диплом, диплом...» Да. Понесло меня по кочкам... К Буданцеву, как блудный сын, В надежде слабенькой вернулся. Изысканнейший господин От бедного не отмахнулся. Он – теоретик, эрудит, Последователь модных «измов», Причем, генсеку не кадит, А обучал без прозаизмов, Поскольку сам был увлечен – И с нами разделял идеи – И нам понятней, что почем, Откуда что и в мире где я... Как блудный сын, пошел к нему. Он от меня не отвернулся, Не стал: «Зачем, да почему?» -- И дал мне тему... Окунулся В нее – и вижу: вновь тупик: «Смех на ТВ» -- такая тема: Оступишься – башку чик-чик --- Боится смеха та система, В которой вынуждены жить. Не зря же КВН прикрыли. Коль был бы, мог бы не тужить, Прикрыли, мне подрезав крылья. «Эзопов» Лапин не терпел: -- Коль есть что предъявить системе, Пусть прямо в Кремль идут! – велел. И как же подступиться к теме? Мэтр ухитрился насмешить. Смешно за эту тему браться. Сумел свинью мне подложить Буданцев... Некуда податься: Катастрофический цейтнот. Как раз с теорией – порядок. Маяк такой, что идиот, У коего в мозгу ни складок, Ни завитушек – все поймет, Трудами Бахтина подсвечен. Не знает Бахтина народ... Я знаю, только жаль, что нечем Мне эмпирично подкрепить Идей великих постулаты... Киножурнал «Фитиль»? Шутить Там вовсе не умеют... В Штаты Поехать, там искать пример Восторженного карнавала? Как быть, что делать. Если сер Экран советский... Слишком мало Осталось времени... Искать Примеры смеха безнадежно. Ну, что ж, в труде не стану лгать, Все опишу как есть неложно, Что смеха на экране нет. Возможно моего диплома Толчок зажжет зеленый свет Для смеха... Защитил, кулема! Профессорский ареопаг Всерьез мои укоры принял. И острых оппонентских шпаг Уколы я легко отринул. Короче, мучился не зря. Вручили «поплавок» с дипломом. Сияй, московская заря И одипломленным кулемам! Послесловие к книге шестнадцатой Ну, все... Повез судьбы паром Нас прочь от пристани журфака... В кармане новенький диплом – Сертифицирован писака: На лбу пришлепнут синий штамп. Читайте: «Гений. Годен вечно!» К концу подходит дифирамб... Так было время быстротечно, Когда, казалось, что трудна Невероятно наша доля Студенческая... Не видна Вся ширь и даль в начале поля. Но вот мы поле перешли – И вдруг в печали осознали, Как много радости нашли На нем, как много потеряли, Закончив трудный переход... Ах, если б нам подзадержаться В той ипостаси хоть на год... Ан – баста! Время собираться – Страна в нас верит и зовет В жизнь настоящую включаться... Но эхо светлых дней живет В душе – и отголоски счастья Нам озаряют новый путь. Послами университета, Выпячивая гордо грудь, Выходим в мир... Встречай, планета... Нас разбросает по стране, А вскоре – и по разным странам... Но светит и тебе и мне Маяк высотки... Осиянна Судьба – и университет – Ее счастливая вершина. За нами славный факультет – И наша связь нерасторжима. Поэма пятая. Валерий Хилтунен Под светлым куполом шаги – Добра того не огребешься. Дают - бери, бранят – беги, Но от судьбы не оторвешься. Мы подождем – свое возьмем Кто тихо ходит, густо месит. Журфак – какие судьбы в нем! Кто весел, кто и нос повесит.. Огню не верь, воде не верь. Поверь себе, идя к диплому. Путь обретений и потерь... Диплом подобен был парому: Он должен нас перенести К освобожденью от журфака, От обязаловки спасти – И это грустно так, однако... Он -- самый странный, мой диплом. Я в «Алом парусе» на письмах. А их -- мешки – куда с добром! В богатствах этих закулисных Сто диссертаций нагребешь Не говоря уж о дипомах, Будь взяточник, медный грош Беря за каждое, кулема, Обогатился б... Но, увы, -- До взяток я не докатился, Не стал объектом для молвы, А значит – не обогатился. А сколько там для ЦРУ Добротного материала! Нр социологам игру Не портя, все же отдавала Им те редакция мешки, Педагогическим светилам Под диссертации – горшки Не боги обжигают... С Хилом, Со мною, то есть, те мешки Ассоциировались прочно. И на конвертиках значки: Кораблик с парусом – мне точно Известно: до сих пор еще Хранятся в очень многих семьях. В тех письмах Хил был замещен... Чем? «Алым парусом»... Зачем я В Луганске на вокзале раз У стенда «Комсомолки» терся? Подвыпивший хохол как раз, «АП» читая, подзавелся, Спросил: -- А хто вин, цей «АП». -- Це я! – Ответствую достойно. -- Та не п.. ди, куди табе! – Откомментировал спокойно Хохлище и уп....овал... В тех письмах жизнь страны вставал: Кто от чего в ней бедовал – Немеряно материала. А десять лет всего назад Брускова Лена для затравки На потолок буфета взгляд Направив, -- тема хоть для Кафки – Сама себе строчит письмо – Ведь старшеклассники – не пишут! За десять лет так много смог «АП», чей путь к успеху вышит И Соловейчика трудом И Щекочихина талантом, Что предваряло мой диплом. Я благодарен им, гигантам- Предтечам... Мне-то миллион Носила ежегодно писем Совпочта... Авторам – поклон. Мы в «Алом парусе» зависим От этих писем на все сто... Лазутина – моя шефиня Галина... Так о чем и что Писать, не опозорив имя? О чем ребята пишут мне? Об одиночестве – нередко. О том, что жизнь их – как в тюрьме. Что взрослых только их отметка Интересует... А душа... Чем наша почта интересна И чем особо хороша – Тем, что ребятам неизвестно О самовластии ЛИТО, Иначе говоря – цензуры. И пишут лишь о том и то – В разнообразии фактуры, Что важно для правдивых душ. «... Я не могу об этом с мамой...» И это никогда не чушь, А то, что стало острой самой Бедой иль радостью души Еще совсем не заскорузлой... Пиши, страна, в «АП», пиши... Боль ребятишек – тяжкий груз мой. Не раз я мчался в глухомань По их письму по бездорожью... Ты рань меня, как прежде, рань. Я не хочу, чтоб толстой кожу Привычка выдубила мне... Под «Алым Парусом» газетки Нас было трое на челне. И мы в газетке, как в разведке И информация – наш бог... Дверь кабинета – зазывала. И каждый подивиться мог, Что визитеру возвещала? Мол, Щекочихин есть за ней, Который Юрий свет Петрович И Хилтунен с недавних дней Валерий... Долго не откроешь Ту дверь, понеже вдруг мысля У двери, точно, остановит, Когда увидишь опосля: «Загальский Ленька»... -- Во, буровит «АП» -- подумает любой... Индюк начальственного вида Нам запретил играть с судьбой. Знать, такова у нас планида. Начальник тот душой был раб. И наша новая табличка -- Кораблик с лаконичным «АП!»... Здесь все же малость обезличка... «Ап!» по английски значит – «Вверх!», А в цирке – трудный номер – «Выдай!». Ну, ладно хоть совсем не сверг – И мы пренебрегли обидой... И продолждали свой кульбит И наши пляски на канате. Нет и секунды для обид... -- Где «Алый парус»? Вот он, нате... – О Щекочихине... Пришел Он в «Комсомолку» годом раньше. Его московский комсомол В газетке воспитал, но в ранце Жезл всесоюзного носил Писаки вдохновенный Юрий. Кто в «Комсомолку» пригласил – Не знаю... Факт не встречен бурей Сопротивления... Хотя В «КП» к нам из «МК» не брали. Из Мухосранска-городка – Пожалуйста, «МК» -- едва ли. Провинциалом управлять – (В Москве квартира и «Кремлевка» -- Престижно, нечего скрывать) – Намного легче... Все же ловко Петрович проскочил в «КП», Притом, что выкормыш поэта Аронова – вот так тебе, Виновник полного запрета На публикации стихов Того, кто вровень с Евтушенко Встал против танковых полков, Вошедших в Прагу... Хорошенько Поэта припугнула власть. Рассыпали в печатне книгу. Теперь вовеки не попасть Ему в печать... Но власти фигу Коллеги кажут из «МК»: Берется вновь на заголовок Из Сашина стиха строка – И бьет она точней винтовок. Так продолжалось много лет... А Щекочихин – в «Комсомолке» И я с ним рядом, шпингалет – Сижу на письмах, их прополке. А он в них лазить не любил. Спонтанный он и поэтичный... А я с народом связь крепил – Такой у нас тандем отличный. Я написавшим пацанам Пишу короткие ответы. А перлами, что шлются нам Казенный серый слог газеты Перебиваю – и в «АП» -- Живая жизнь во всем бараке Сометском – собирай себе – И комментируй... К этой бяке Приставь обложечку «Диплом» -- И отличишься на журфаке Сверхактуальностью... Причем, Была возможност и без «бяки» Рубеж финальный проскочить. Так поступил, к примеру, Сема: Опубликованное сшить – И защищать, как род диплома С пометкой «творческий»... Статей Уже в «КП» прошло немало. Чего бы проще: без затей Собрал, сколол под вид журнала – И не обременяй мозги. «КП» б письмишком подкрепила. А на журфаке не враги. «КП» уже в Союзе сила... Мне помнится тревожный день, Когда Петровича забрили. Тень не наводит на плетень Шеф Игнатенко... Позвонили... -- На проводе горвоенком! -- Постойте там у телефона – Косыгин позвонит! – Столбом, Поди, стоял ошеломленно Полковник или генерал... Совсем от службы неудобно – В редакции служил, писал Об армии весьма подробно И из Ростова-на-Дону, Где штаб военной был газетки, И нам слал за одной одну – Корреспонденции, заметки... А тот несчастный военком, Кто Юру в этот «рай» направил, Так ошарашен был звонком, Как наш начальник... Против правил Сам Брежнев позвонил ему... Тогда Алешка Черниченко В струю попал – и потому – Звонок... Генсекова оценка Была благоприятна, но Уж так главред заволновался, Что стало в глазоньках темно, Как если б сам проворовался. А Черниченко написал О бабушке. Гусей колхозных Выхаживала... Бог спасал Газету от, с покоем розных, Командных телефонограмм... Простите, убежал от темы – Диплом ведь интересен нам. В ассоциации ведь все мы, Случается, вовлечены, Что замечал и Паустовский... Под «Алым парусом» страны Писал я свой диплом московский... Еще раз, впрочем, отвлекусь... О Щекочихине. Наверно Так в армии вошел во вкус, Что сам увлекся беспримерно – И оловянных собирать Солдатиков азартно начал, В чем Юру перещеголять Не мог никто... Переиначил Солдатское житье-бытье В игрушечное это хобби Ну, что же --- каждому свое. Мог о солдатиках в захлебе Рассказывать – и в них играл, Тем успокаивая нервы. Игрушкой той же занимал Себя – все знают – Павел Первый... О власти прессы... Власть была. И посильней, чем у экрана. Хоть комсомольскую несла «КП» эмблему, вал кардана В движенье приводил ЦК КПСС – и мрачный Суслов Тяжельникову – не слегка Вправлял мозги не лезь, мол, в русло Редакционных дел, сопляк! Вот, первый секретарь, хоть прав ты, Как комсомольский вождь, но так Указано, что здесь, на Правды, В своей газете ты – никто. На белой плоскости табличек Занятно было видеть, что Писалась Правда без кавычек. И здесь, на нашенской Флит-стрит Грызня с подставами и «стуком» В борьбе за должности царит. И прогибаясь каучуком, Интриговали – будь здоров, Кто всех подлее – побеждали... А должности редакторов Партбонзы лично утверждали. Газеты – легкие мостки Меж властью и народной долей. Газеты правили мозги В согласии с цековской волей... Но в лучших находил народ Ответы на свои запросы/ И сам слал письма в свой черед. Порой случались и доносы, А чаще – жалобы на все, Но были факты, были судьбы. Затягивало в их лассо И нас... Решали, точно судьи, Как поступить с письмом-судьбой... И я шел на работу с почтой Так, как шахтер идет в забой: Перелопачиваю то, что В ребячьих душах и мозгах, Их беды в свой мирок включаю. Цейтнот меня держал в тисках, Но, хоть и кратко, отвечаю. В итоге написал о том, Как одному с потопом писем Надежней сладить в свой диплом В условиях, когда зависим Так от цензуры и ГБ, О чем, конечно, между строчек. Но жестко, доложу тебе, Постукивавший молоточек Существованье отравлял. Зав. писем дядя Жора Скляров Пример симпатии являл, Но ни «Ребячьих комиссаров» Ни прочих в штате не щадил: За небрежение с нашей почтой Позором грешников клеймил, А что «стучал», так это точно. Был случай: девушку одну, Весьма приметную размером, Отправил цербер наш ко дну. Став отрицательным примером, Им согнута в бараний рог. Он к ней зашел без приглашенья. Вступает Скляров на порог В момент такого прегрешенья: Та письма авторские рвет! Уволили, конечно, с треском. Под тяжким молотом живет Редакция – и все же с блеском Проводит миссию свою... Уж как нам жить мешали, гады! О той девице. Признаю: Будь я в отделе пропаганды, Наверно, тоже письма б рвал – Такая в тех была скучища. Не то у нас. Я кейфовал – Уму и вдохновенью пища. Кровоточащею была Искристой и звенящей почта. Она и ранила и жгла, К себе привязывала прочно. Предтеча, Ивкин Алексей, Декады две сидел на письмах, Был предан им душою всей. Уж он-то был из верных, истых Хранителей. И двадцать лет Студентом числился журфака – Неординарный камуфлет – Деталь приметная, однако... В «АП» -- дерзание, мечта. Нет писем и заметок серых... О том, какая скукота В хранящих статус кво отделах: С Подгурской связан инцидент, Галиной – вывихнула челюсть, Зевая... Скучный документ Перелагая, так чтоб целость Доклада втиснуть в репортаж... Не позавидуешь девице... Ну, шороху на весь этаж – Вправляли челюсть ей в больнице. О Щекочихине еще. Точнее – о великом крестном. Аронов властью не прощен. Ну, хоть на Соловки не сослан, Но, как Шевченко, запрещен, Что популярности поэту, Представь, добавило еще. Его стихи не канут в Лету. Спектакль, известный всей Москве, Где – косвенно – и о журфаке, Дал пищу каждой голове – В нем времени больного знаки. В нем заголовок из стихов Аронова. Само творенье, Как совести печальный зов, Играет роль в спектакле... Мненье, Что Жуховицкого шедевр Без строк Аронова – пустышка. В них – кульминации маневр. Случайно? Не случайно. Вспышка Прозрения была всегда В стихах опального поэта. Ну, что ж, читатель, глянь сюда, Прими с открытым сердцем это... Остановиться, оглянуться Внезапно, вдруг, на вираже, На том случайном этаже, Где вам доводится проснуться. Ботинком по снегу скребя, Остановиться, оглянуться, Увидеть день, дома, себя И тихо-тихо улыбнуться... Ведь уходя, чтоб не вернуться, Не я ль хотел переиграть, Остановиться, оглянуться И никогда не умирать! Согласен в даль, согласен в степь, Скользнуть, исчезнуть, не проснуться – Но дай хоть раз еще успеть Остановиться, оглянуться. Над каждым властен демиург... Кто адресат сего творенья? Он, Жуховицкий. Драматург – И в пьесу взял для усиленья. И мы послушно шли туда, Где – вслух – взлетает мысль поэта... Чем знамениты города? Москва – та – чудесами света. Занятных скопище чудес: Царь-пушка. В жизни не стреляла. Царь-колокол. А он не влез На колокольню. Если мало, То есть в Москве и Царь-поэт – Не издававшийся Аронов... Булат ведь у него сюжет Взял, только в песне был Морозов Для политесу. Речь о нем, Дружившем пламенно с Булатом. И здесь мы песню приведем И познакомим, чтоб охватом Судьбы поэта зацепить И вас, моей судьбы читатель. Не станет, думаю, вредить Ему сегодняшний издатель... За что ж вы Ваньку-то Морозова? Ведь он ни в чем не виноват. Она сама его морочила, а он ни в чем не виноват. Он в старый цирк ходил на площади и там циркачку полюбил. Ему чего-нибудь попроще бы, а он циркачку полюбил. Она по проволоке ходила, махала белою рукой, и страсть Морозова схватила своей мозолистой рукой. А он швырял большие сотни: ему-то было все равно. А по нему Маруся сохла, и было ей не все равно. Он на извозчиках катался, циркачке чтобы угодить, и соблазнить ее пытался, чтоб ей, конечно, угодить. Не думал, что она обманет: ведь от любви беды не ждешь... Ах Ваня, Ваня, что ж ты, Ваня? Ведь сам по проволке идешь! Поэтовых раздумий знаки И в строчках Сашиных о том, Что, дескать, если нет собаки, Сосед не попадет в дурдом... Если у вас нету дома, пожары ему не страшны И жена не уйдет к другому Если у вас, если у вас Если у вас нет жены Нету жены Если у вас нет собаки, ее не отравит сосед И с другом не будет драки Если у вас, если у вас Если у вас друга нет Друга нет Оркестр гремит басами Трубач выдувает медь Думайте сами, решайте сами Иметь или не иметь Если у вас нету тети, то вам ее не потерять И если вы не живете То вам и не, то вам и не То вам и не умирать Не умирать Оркестр гремит басами Трубач выдувает медь Думайте сами, решайте сами Иметь или не иметь Иметь или не иметь. Такого стихотворца власть Столкнула в яму... Самодуры! В гордыни грех не страшно впасть? Льстецам, подонкам – синекуры, Поэту Божьей воле – шиш... В свой день рождения однажды Ждал в гости Сашу – но, шалишь: Не вынеся в дороге жажды, Пошел с Булатом возливать – И позабыл про день рожденья. Хотя бы буду вспоминать, Что обещал... По части пенья В компашке были и свои Ревущие под струны барды. Булат и Саша не свели С ума и не смешали карты. Юмашев, Двоскина – задор... Минаев и Шамиль Абряров, Да я в придачу – чем не хор? Корпоративных гонораров Друзьям за пенье не плачу – Вовсю сам с ними отрываюсь... Вновь на диплом переключу Вниманье. Каюсь – отвлекаюсь... Но, впрочем, вот еще одна Необходимая ремарка – О Муравьевой... Не видна На полосе... Но нет подарка Ценней: литературный дар Она коллегам посвящала. Пройдет по тексту – светозар! Творенья наши очищала От незамеченной трухи, Рукою твердой укрощала Стремленье взбросить чепухи, Талантом ярким восхищала... Эргономический диплом Я защитил. Да не без блеска. Кому-то, может быть, потом При добавлении гротеска Он в диссертацию вошел... Историк, разыщи в завалах, Коль изучаешь комсомол... Трудов положено немалых. И, ежели к исканям зуд, То мой диплом, как на экране Подсветит жизнь, облегчит труд – И диссертация – в кармане... Поэма шестая. Хенче-Кара Монгуш И снова практика в Туве. С профессией определился. Теперь иное в голове – Диплом. Он даже мне приснился – Процесс защиты: я стою И отвечаю на вопросы... Не зря ль в республику свою Приехал? Мысли, точно осы, Буравят голову. Диплом Забота нынче из главнейших. Смогу какую тему в нем Затронуть? Тема из первейших Для всех в Союзе – та война, Что в каждом сердце – острой раной. Тогда – отдельная страна Тува – ввязалась в битву... Странной Казалась миру эта блажь: Туву не разглядишь на карте – И фюрер щурился: -- Покажь! – И отмахнулся: -- Погусарьте, Пока, тувинцы – и до вас Дойдет черед. Сперва Россия... – Мысль о войне в душе зажглась. Подшивки ветхие такие «Тувинской правды» дней войны В редакционном взял архиве. Листаю прошлое страны – И пред глазами ярко вживе Страницы яростной борьбы За выживание планеты. Тува. Апофеоз судьбы. На ломких листиках газеты – Героика великих дней... Пожалуй, с темой не поспоришь. Она уже в судьбе моей. Осилю ли? Невольно взвоешь Пред перспективой изучить Подшивки за четыре года. Да что ножонками сучить? Раз решено, так нет исхода, Как только браться и читать... Уже в столице продолжаю Подшивки в Ленинке листать, Фактаж в тетрадку собираю – Начальный творческий этап Внушает за тувинцев гордость. Нет, духом мой народ не слаб, Жива в нем воинская доблесть. И добровольцев на войну Кавалеристов посылает Тува... Не подведут страну Две сотни конников. Взирает На них с надеждою народ. Еще одиннадцать тувинцев- Танкистов... -- За Туву! Вперед! – Порыв отчаян и неисто --. За город Ровно шли в бои Тувинцы, за Деражну, Сурмич. Я горд, что земляки мои – Приказом их хоть в пекло сунешь – Они и там не подведут, Заслужат ордена отвагой. Пример геройский подают. Кто пал в бою – овеян славой. Танкист тувинский Хомушку Чургуй оол в боях за Умань Геройством немцев ввел в тоску, Отчаянье и злую ругань: Атаковал аэродром. Та вдохновенная атака Была для фрицев, точно гром При ясном небе: -- Ну-ка на-ка Фашист, снаряд! Теперь – вперед -- Тараном да по самолетам! – Тот подвиг Родина, народ Не позабыли. Назовет он, Народ Героем, увенчав Звездою золотой тувинца.... Фактаж накоплен – и состав Определен... Остановиться Пора – и начинать второй Этап работы – воплощенье... Пишу... Вначале труд – горой Казался, начинал в смущенье. Но поднимался день за днем По главкам, как по горным тропам. До послесловия дойдем, А там судьбе не подсуропим – Достойно подведем итог... Дал денег классной машинистке. Перебелила... Видит Бог – Мои ошибки и описки Попутно в норму привела. Переплели мою работу. Потом защита подошла. Сначала страх ввергал в икоту, Но оппонент не нападал, А задал дельные вопросы. Приободрившись, отвечал Спокойно... Вот и все утесы Учебы преодолены. Мне дали «поплавок» с дипломом – Заветной корочкой... Странны Все ощущения... Я с домом- Высоткой не прощаюсь, нет. Она – со шпилем и часами – В душе... Высоких окон свет Уходит в душах вместе с нами, Чтоб впредь и нам и всем сиять Московским негасимым светом... Три дня в столице... Погулять По улицам ее, воспетым В бессмертных пушкинских стихах... «Ударник»... Снимочек на память... Прощальный вздох на Ленгорах... Пошел июль столицу парить. -- Присядем, друг, на чемодан. И скажем искренне спасибо Пяти немыслимым годам Неповторимого пошиба, Невозвратимым... Что ж теперь Оглядываться не пристало. В студенчество закрыта дверь, Но впереди всего немало. С надеждой пошагаем вдаль. Журфак отныне – в наших душах. Прости нам легкую печаль, Страна, поверь, что ражих, дюжих И вдохновенных обретешь Творцов, писателей... Взлетаем... Куда. Судьбина, приведешь – Пока что этого не знаем... Послесловие к книге шестнадцатой Ну, все... Повез судьбы паром Нас прочь от пристани журфака... В кармане новенький диплом – Сертифицирован писака: На лбу пришлепнут синий штамп. Читайте: «Гений. Годен вечно!» К концу подходит дифирамб... Так было время быстротечно, Когда, казалось, что трудна Невероятно наша доля Студенческая... Не видна Вся ширь и даль в начале поля. Но вот мы поле перешли – И вдруг в печали осознали, Как много радости нашли На нем, как много потеряли, Закончив трудный переход... Ах, если б нам подзадержаться В той ипостаси хоть на год... Ан – баста! Время собираться – Страна в нас верит и зовет В жизнь настоящую включаться... Но эхо светлых дней живет В душе – и отголоски счастья Нам озаряют новый путь. Послами университета, Выпячивая гордо грудь, Выходим в мир... Встречай, планета... Нас разбросает по стране, А вскоре – и по разным странам... Но светит и тебе и мне Маяк высотки... Осиянна Судьба – и университет – Ее счастливая вершина. За нами славный факультет – И наша связь нерасторжима. Содержание Предисловие к части шестнадцатой Поэма первая. Я, Семен... Поэма вторая. Тома... Поэма третья. Груня Васильева Поэма четвертая. Виктор Притула Поэмая пятая. Валерий Хилтунен Поэма шестая. Хенче-Кара Монгуш Послесловие к книге первой | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
