Волчьелапский вышел с работы. И тут же вышел из себя. Потому что всем светило солнце. Солнце светило налево-направо, ничего с этого не имея, и даже куда попало, и за просто так.

– Ку-ку не варит? – крикнул солнцу Волчьелапский и стал думать.

Он шел и думал, сколько бы он, Волчьелапский, брал бы с людей и соотечественников, сколько бы огребал он, Волчьелапский, за такое. Ой, сколько бы, сколько!

И он даже надвинул на глаза шляпу, и он подсчитал бы, подсчитал, если бы его Цыгикало не сбил. А Цыгикало уже сидел на снегу. Прямо на растерзанном оттепелью снегу сидел полными штанами слесарь-лекальщик Цыгикало и, как разжалованный Демон, отмахивался от супруги.

– И будешь ты царицей мира, а я начальником СБ! – пел Цыгикало, а потом стал кричать:

– Д-держитесь, б-бюрократы за свою коррупцию!

Тут Волчьелапский уже сбился, поэтому подумал про бюрократов, что они и держатся. И скоро был дома.

Дома у него никого не было, только телевизор. Но Волчьелапский не сразу его включил, а немного с задержкой.

Ну, в туалете задержка была не очень, чтобы так. Пук! – и готово. Потом еще Волчьелапский добыл из холодильника синюшный бройлер. Пожевал истощенный труп. В процессе чего и включил телевизор. И стал смотреть. Чтобы ждать футбол.

Тут перед футболом выпялился диктор и попросил выключить лампочки, компьютеры и утюги. Волчьелапский отмахнулся:

– Заш-шнуруйся ты! – а потом еще и расхохотался:

– Х-хорош указывать! А то счас бегу, аж падаю… Ой, выключаюсь!

Волчьелапский расхохотался, а тут уже на экране вратарь – с катушек, мячик – к Давайдавай, от Давайдавай – к Нана. Нана подскочил – и все исчезло. В момент. И диктор на мониторе.

– Ма-альчик я тебе, что ли? – это диктор опять разбухать начал. – Просил я выключить? Или тебе позакладало, Волчьелапский?

– Ч-чего? Где? – заморгал обалдело, но на всякий случай придуриваясь непонятливым, Волчьелапский.

– Где-где, – передразнил диктор и в рифму указал – где! Одним словом. Только уставился, наоборот, на лампочку, которая прямо бессовестно вдруг набрала яркость в прихожей. И в третий раз выразился:

– Ну, раз до лампочки… – и чем-то щелкнул.

Тут экран совсем слинял сначала до разноцветных полосочек, а потом до бледно-звездного хаоса и свинячьего визгу.

Волчьелапскому так обидно стало. До слез.

Наутро включил, а этот дикторидзе:

– Ну, как футбол? – спрашивает. – Как футбол?

Такая вот экономика. Боком Волчьелапскому вышла. Не ему одному, конечно.

Уж о ценах он и не заикался. Но все равно цены, конечно, повысили. Оказалось, не потому, что крупные считать легче, а потому что китайские кули стали позволять себе больше горсти риса покупать, пробежавшись с той же маленькой тележкой. А индийские коровы, ваще, вагонами стали ездить по ашрамам и валюту от паломников на рога наматывать.

А другие вопросы, вроде «Что делать?» и «Кто виноват?», просто себе трансформировались в «Больше сеять?» или «Больше сажать?». С ответом: «Меньше есть!»

Так что, что есть, то есть.