Этим замечательным словом меня окрестила хозяйка, и теперь вместо привычного «Стёпка» меня стали называть кавалером. И должен сказать, не зря, потому что на днях я осмелел до такой степени, что без разрешения привёл в дом свою милую подружку Мулечку. А Людмила – так зовут мою хозяйку – только заулыбалась в ответ, да ещё и покормила нас обоих. Надо же! А я, признаться, когда приглашал даму, струсил немного.

Так что, – да – я кавалер, и нисколько не стесняюсь этого.

А вы, наверное, подумали, что если привёл, значит, сердцеед невозможный. С одной стороны, правильно подумали, а с другой, – не совсем. Конечно, парень я молодой, красивый, ну и ласковый опять же, но на этом мои любвеобильные качества и заканчиваются.

Хотя не скрою, – к Мулечке прикипел всем сердцем, особенно после того, как она поселилась в подъезде своего пятиэтажного дома (хозяйка у неё угодила в больницу), и это, кстати, – моя первая любовь.

Но если бы вы знали, как я рад, что жильцы оказались добрыми: не гонят её из подъезда, – и то хорошо.

А какая же она чуткая и внимательная, – просто душечка. И какая грациозная! Одно только смущает, вернее, раньше смущало, – имя моё. А зовут меня Стёпка, если помните. Несовременно как-то. Думал, она презирать за это станет, но к счастью ошибся. Ну, и слава богу.

Хозяева у меня классные, – нечего сказать. Петро, например, – муж Людмилы, – для всеобщего семейного удовольствия и, тем более, – для моего, соорудил небольшой трап, узенький такой, и протянул его на улицу прямо из окна. А что! Очень даже удобно: я шастаю на свежий воздух тогда, когда мне вздумается, и никого не беспокою, – была бы фрамуга открыта. Да и Петро с Людмилой, честно говоря, не налюбуются моими похождениями: радуются как малые дети.

Правда, один раз Людмилу я всё-таки не понял. А дело было так: нагулялся я, набродился и есть захотел. Пришёл домой (по трапику, естественно), и сразу – к чашкам, да и Людмила тут как тут: быстренько положила еду, и прямиком на свою любимую кухню. Сунулся я в чашку, и – ффу-у, какая гадость! Не передать словами, вернее, мяуканьем. Но я всё-таки мяукнул, недовольно так, даже с надрывом, а когда хозяюшка подошла, такими глазищами зыркнул, что она сразу всё и поняла. Короче, вместо мясного фарша она подсунула грибной. Представляете? Я хотел было крутануть лапой у виска, да передумал, – ещё обидится.

А теперь расскажу, как я зазвал свою милую подружку к себе домой.

Долго не решался пригласить её, боялся, что хозяевам не понравится, да и она побаивалась, потому что за время бомжевания многого натерпелась. И вот однажды я подвёл её к трапику, показал, как нужно передвигаться, а потом и в квартиру сопроводил. И пока она шла, я стоял внизу и подбадривал, – ласково так:

- Мрр, мрр… Мрр, мрр…

А она:

- Мур, мур… Мур, мур…

Вот тогда-то Людмила и покормила нас.

Через два дня я осмелел до такой степени, что привёл Мулю тогда, когда дома никого не было. Уж и нагонялись-то мы с ней, и набаловались-то, – все игрушки под диван загнали, а когда подустали немного, то на нём же рядышком и уснули: она беленькая, как снежинка, я чёрный, как уголь. Правда, красивая пара?

Спящими Людмила нас и застала. Не рассердилась, нет, – даже накормила и поразговаривала немного, а после (чего я не ожидал никак) взяла да и выпроводила Мулечку за дверь. Ох, как мне это не понравилось, просто, – ужас как не понравилось.

В знак протеста я тут же сиганул на улицу, а Муля, душечка моя ненаглядная, уже поджидала меня, – внизу, у трапика. Когда я спрыгнул на землю, она обворожительно вильнула хвостиком и протянула мне свою изящную лапку.

К моей радости, Людмила и Петро не оставили Мулечку. Они всё так же позволяют ей подниматься к подоконнику и выносят поесть, чему я несказанно рад.