Было тихое раннее утро. На помойке у дома ковырялся Костик, бомж со стажем. Одет он был, как обычно. Если сказать, что он не менял своей одежды, то это была бы неправда.

Он занимался своим привычным делом, перебирая и сортируя все то, чем было напичкано пухто еще с вечера. Он развязывал свертки и пакеты, попутно сортируя их содержимое и раскладывая его по разным кучкам. В кучу номер один он складывал пищевые отходы, которые, по его мнению, еще можно было пробовать на зуб, в кучу номер два – вещи, которые он еще мог бы использовать после чьей- то носки, в кучу номер три – прочее. Он так был увлечен своим занятием, что совершенно не замечал людей, проходящих мимо и брезгливо отворачивающихся от него при виде всей этой картины. Им было на него наплевать, а ему на них тоже. И не то, чтобы Костик не признавал жизни другой, и не то, чтобы в его душе не было иных чувств, чем примитивные животные инстинкты, заставляющие его каждое утро ковыряться в куче отходов. Нет, он еще не забыл те времена, когда был совершенно иным человеком, гладко выбритым, аккуратно постриженным, в тщательно выглаженном накануне костюме, белой рубашке с галстуком, надушенный и постоянно спешащий в свое НИИ, которое потом сократили, и Костик, как и многие другие, остался не у дел. Проходили месяцы, годы, но работы все не было. Его талант остался в прошлом и был не востребован в современной жизни людей иной формации. Костик медленно спивался, донашивая свои старые вещи, постепенно превращаясь в сломленного жизнью бомжа с длинной нечесаной шевелюрой, грязными ногтями и синюшным лицом, которое он уже привык видеть в треснувшем зеркале грязной ванны собственной квартиры.

Иногда он отвлекался от своего нынешнего образа и тогда в своих мыслях превращался в того холеного и успешного молодого человека, которым был когда-то. Но для этого ему нужен был толчок, всплеск эмоций, который наступал, к сожалению, все реже и реже. Да и сюжетов для этих потрясений почти не осталось.

Итак, Костик ковырялся в помойке, как вдруг увидел, нет, скорее почувствовал тот самый толчок изнутри самого себя, который заставил его поднять голову и взглянуть поверх грязной кучи вдаль. Сердце Костика сжалось, дыхание перехватило. Он увидел ее, таинственную незнакомку, аккуратно ступающую по тротуару. Женщина была в теле, с выдающимися естественными формами, которые Голливудским красоткам приходится накачивать с помощью силикона и всевозможных премудростей современной медицины. Женщина была уже немолода, но в этом-то и была вся изюминка. В том, как она держалась и несла все свои прелести, чувствовалась абсолютная естественность, без какой-либо фальши. Ее прическа была стильной и аккуратной, без надуманного выпендрежа, пухлые губки бантиком были умело накрашены, ресницы и брови тоже были на загляденье. В правой руке она несла большую сумку, а левой держала над головой раскрытый зонтик, который укрывал ее от мелкого моросящего дождя.

Костик видел ее впервые. Он продолжал, не мигая, смотреть на проходящую незнакомку. Женщина, в свою очередь, взглянула на него, но без брезгливости, как все остальные, а как-то по-доброму. Затем она спокойно, без всякой игры, отвела глаза от Костика, следя за дорогой, где под ногами то тут, то там возникали лужи. Костику захотелось петь, его душа ликовала и радовалась, заставив забыть, кто он и где находится. Ему вдруг захотелось сказать женщине что-нибудь приятное, выразив тем самым свои чувства. Он распрямился и, дождавшись, когда женщина поравняется с ним, произнес:

- Какой упругий тигренок!

Женщина от неожиданности оступилась и шагнула прямо в лужу, отчего ее нога по щиколотку стала мокрой. Она много слышала комплиментов от мужчин, но так ее еще никто в жизни не называл.

- Вот я уже и тигренок, да еще и упругий. – подумала она и улыбнулась. – Будет, что вспомнить.

И она двинулась дальше сквозь дождь и слякоть ненастного утра, ставшего от смешных и неожиданных слов милым и радостным, а Костик долго еще смотрел вслед удаляющейся незнакомке, но слов для комплиментов в своем словарном запасе больше не отыскал. Когда женщина скрылась из виду окончательно, он вздохнул и, очнувшись, как ото сна, снова склонился к оставленным ненадолго трем беспризорным кучам рассортированных отходов.

- Любовь приходит и уходит, а кушать хочется всегда. – эхом врезалось в сознание Костика, словно налетевший ветер напел ему эту избитую фразу.