Вагон метро с томной ритмичностью мчал её сквозь тоннели темноты в глубь подземелья, а она смотрела сквозь пол на блестящие рельсы, и представляла, что и она вот такая же тягучая блестящая, отрешенная бесконечность, которая непонятно зачем снизошла из ниоткуда, и которой суждено уйти в никуда, так и не научившись быть кем-то. Она сидела на мягком вагонном сиденье, и тряслась от холода и от одиночества, она нервно рвала страницы своей книги, которую так и не начала читать, но мне кажется, она даже и не замечала того, как обрывки страниц, на мгновение зависнув, падали на, пропахший мочой, грязью и потом, пол. И поезд без машиниста, дав ей обещание исполнить её последнее желание, увозил её вглубь, где бы она могла потом вечность плыть по вареву одиночества и отчаяния, с которыми она уже так давно состояла в кровном родстве. Страницы уже и вовсе исчезали, стук колес уже не был слышен, и чернота переросла в безысходную радостную серость, но мгновение ей показалось, что вот-вот она куда-то вырвется, куда-то наружу, и она с отчаянием закричала, в знак протеста, хриплым прокуренным голосом. Ей вдруг показалось, что она почувствовала боль, но это было лишь мгновением. И она с радостью вернулась в свою серость, к ней подошло и село слева, в форме машиниста, и с деревянной грустной маской вместо лица, отчаяние, и взяла её за руку, а справа в дымчатом утекающем плаще, и с совершенно такой же деревянной маске, но лишь с красными полосами под глазницами, подошло, село, и взяло её за руку, одиночество. Они встали втроем, и прошли сквозь мчащийся поезд в тоннель, который моментально рассыпался на мириады цветных осколков, и растворился вместе с ними. Она была так счастлива, что стала осколком чего-то единого и в тоже время отрешенного, что еле заметная улыбка удовлетворения навсегда застыла на её лице. Длинный сигнал в операционной возвестил о том, что смерть наступила в 14:42 от сильного внутреннего кровотечения. Хирург вышел из палаты, и его у выхода ждала заплаканная мать девушки. «Мне очень жаль, но нам не удалось её спасти» - сказал он ей, стягивая окровавленные латексные перчатки. «Нет, я не верю» - возопила мать девушки, и упала на колени перед врачом.