Спецкор столичной газеты Шайкин возвращался из командировки. Объезженным коньком его профессиональной деятельности были репортажи из глубинки. Забравшись в какой-нибудь Богом забытый уголок, Шайкин невинными, на первый взгляд, вопросами вытягивал из аборигенов малозначимые, как правило, факты и сведения. Затем, волей своего необузданного воображения, рисовал яркую и ужасающую картину провинциального бытия на страницах своей газеты. Из всей цветовой палитры особое предпочтение спецкор отдавал её чёрной составляющей. На фоне жёлтых страниц издания это смотрелось ярко, броско и попадало прямо в цель. Целью, в данном случае было нездоровое внимание отдельной части читателей к болячкам нашего общества. Тех самых

читателей садомозохистского склада, для которых день без разного рода катаклизмов считался днём прожитым впустую.

Проскочив дорожный указатель населённого пункта, даже не обратив внимания какого именно, спецкор почувствовал, что его автомобиль «повело». «Опять прокол, - будучи водителем опытным определил Шайкин. – Черт бы подрал эти наши дороги!», - в сердцах выругался он и даже плюнул на эту самую дорогу.

Причина обругать шоссе и плюнуть на его асфальт у спецкора имелась. Только полчаса назад он поменял проколотое колесо на запаску, и вот опять авария! Не оставалось ничего другого, как только свернуть на просёлок, заехать в расположенную метрах в пятистах от шоссе деревню, отыскать там контору и попросить местное руководство о помощи. «Небось, за честь посчитают подсобить в беде столичному журналисту», - решил почему-то спецкор и, поднимая клубы пыли, покатил по направлению к неизвестному населённому пункту.

Примерно на середине села Шайкин обнаружил явно казённого предназначения дом с красненькой табличкой над входом. Притормозив у доски объявлений, он выбрался из автомобиля, подошёл к табличке и прочёл на ней: Бякино-Дураковская сельская администрация.

«Голову бы оторвать деятелям, дающим нашим населённым пунктам подобные неблагозвучные названия, - подумал спецкор.- Одна только запись о месте рождения в паспорте может перечеркнуть самые смелые карьерные помыслы».

По привычке без стука толкнув дверь. Шайкин шагнул за порог и очутился в мире. Знакомом. Разве что, по иллюстрациям в учебнике истории, да по кадрам полузабытых кинофильмов. Под потолком избы висела керосиновая лампа, стены были бревенчатыми. Возле побелённой русской печи стояли кочерга с ухватом. А на шестке её красовались разной вместимости крынки с чугунками. В красном углу, как и положено, разместился иконостас, под ним теплился фитилёк лампадки. По некрашеному, но до блеска отдраенному полу расхаживал здоровенный мужик в лаптях, шароварах, косоворотке и с рыжей шевелюрой. Мужик держал в руке какие-то листки бумаги, и что-то бормотал себе под нос.

Увидев Шайкина, мужик отвлёкся от своего занятия и удивлённо пробасил: «Что вам угодно, сударь?» За всю его полную мытарств жизнь спецкора Шайкина обзывали разными словами, но такое уважительное обращение он слышал впервые. «Надо же, какой патриархальный уклад и какие архаичные выражения бытуют до сих пор в дебрях нашей провинции»,- подумал столичный гость, но вслух своего удивления высказывать не стал, а принялся втолковывать рыжему хозяину, кто он, откуда и с какой целью заехал в одно, по его словам, из красивейших мест среднерусской полосы. Представившись таким образом и обозначив цель своего появления, Шайкин, в доказательство к сказанному, вручил оранжевому верзиле свою визитную карточку.

Пока тот переваривал информацию и изучал бумажку, хлопая рыжими ресницами, Шайкин продолжал: «Я бы хотел встретиться с главой вашей администрации и попросить посодействовать в ремонте моего автомобиля». Рыжий внимательно выслушал просьбу гостя, с минуту её обдумывал, а затем, лучезарно улыбнувшись, приступил к докладу в порядке поступления вопросов.

Встретиться с главой нет никакой возможности, - сразу же заявил мужик. – Оне опосля обеда почивают, и будить их раньше трёх часов пополудни не велено.

Затем незнакомец, ещё раз одарив гостя лучезарной улыбкой, перешёл ко второй части вопроса и сказал: «Я, как делопроизводитель, а если вам будет угодно, секретарь, референт, и помощник главы, уполномочен решать подобные вопросы самостоятельно, не тревожа по пустякам начальство». Затем, покосившись на иконы, пафосно произнёс: «Помогать страждущим – наш святой долг». И уже, усаживая гостя на единственную в избе табуретку, продолжил: «Соблаговолите обождать. Сию секунду распоряжусь по вашему неотложному делу». Поставив, таким образом, и во второй части вопроса точку, рыжый уполномоченный скрылся за дверью.

Немало подивившись такой мудрёной речи и не менее мудрёному интерьеру, Шайкин решил времени зря не терять. Пока помощник отсутствовал, он заменил батарейки в диктофоне и вставил в него чистую кассету. Материалец обещал быть уникальным. Не каждый день представляется возможность из индустриального сегодня шагнуть в дремучее вчера. Упустить такой шанс, тем более человеку пишущему, было бы непростительным промахом.

Вскоре, довольно потирая руки, явился референт и доложил: «Через полчаса, от силы три четверти часа, всё будет исполнено в лучшем виде». Потом, умильно поглядев на гостя, предложил: «А не испить ли нам чайку?» Спецкор на это возражать не стал, а если бы и стал, то кто бы его послушал.

Депопроизводитель, откуда-то из-под лавки выудил громадный кирзовый сапог, ловко пристроил его на трубу самовара и принялся его раскочегаривать. Самовар начал тонко попискивать, а хозяин, забросив сапог обратно под лавку, открыл дверцу буфета, извлёк из него пару стаканов с блюдцами, кусковой сахар с никелированными щипчиками и связку бубликов на верёвке. Спецкор тем временем нажал кнопку «запись».

Чай пили из блюдцев с сахаром вприкуску. Самое время было завязать непринуждённый разговор, и Шайкин начал его таким вопросом: «Не скажете ли, вы, почему ваше село носит такое странное название?»

-Ничего странного, милостивый государь, я в этом не вижу, - будто бы даже слегка обидевшись, заметил рыжий помощник. – Сосланный ещё матушкой имератрией Елизаветой в свою вотчину отставной капитан Дураков, то ли со скуки, то ли от любви, женился на своей соседке помещице Бякиной, объединив таким образом два имения в одно. И по сию пору в селе проживает половина Бкиных, а половина Дураковых. Так уж сложилось исторически, - допел свою белиберду огненный секретарь.

Из каких же будет нынешний глава? – заинтересовался спецкор.

Из Дураковых и будет, - прихлёбывая чаёк, сообщил помощник. – Мы, как только выразим своё волеизъявление на наших демократических выборах, так к власти приходят либо Бякины, либо Дураковы, - и грустно добавил, - видать, планида наша такая…

Выходит, бывший глава Бякин находиться в опозиции к власти? – попытался заострить разговор журналист.

Пошто в опозиции? – хрумкнув сахарком, удивился референт в лаптях, и, отхлебнув чайку, невозмутимо сообщил – бывшего главу мы повесили.

То есть, как это повесили?- опешил спецкор не поверив собственным ушам.

Так и повесили. У нас на околице села имеются ворота, вот на них аккурат после выборов и пристроили бедолагу. У Шайкина промеж лопаток пробежал холодок: «Как это возможно в наше время взять, да и вздёрнуть проигравшего соперника на перекладине? Что за дикость такая?» - подумал он про себя, а вслух, дабы перевести разговор на более цивилизованную тему поинтересовался:

А как у вас с рабочими местами?

Однать половина нашего обчества, - помощник указал куда-то влево, - работой обеспечена. –Другая, - рука его при этом поплыла вправо, - числиться в безработных.

Должно быть, работают только Дураковы? – не удержался от колкости спецкор. На что референт невозмутимо отвечал:

Неправда ваша. Работают как раз Бякины. По нашему разумению, кто работает, тот ест. И только. А кто не работает, тот не только ест, но и приобщён ко всяким прочим жизненным благам. Забота о сирых и убогих наша наипервейшая задача. Нынче в таких ходят Дураковы. У них, почитай, каждый имеет автомобиль, ихние супруженицы в соболях ходят, а детишкам их, как и положено, - всё самое лучшее в жизни.

А не избалуете таким отношентем подрастающее поколение? – осведомился Шайкин и, чтобы заострить разговор, добавил, - Могут ведь и наркоманы в среде их появиться и алкоголики. На это делопроизводитель ответил, как отрубил: - Не могут!!! У нас за такие мерзопакостные делишки приговаривают к расстрелу.

«Господи, куда это меня занесло? – ужаснулся корреспондент, - неужто они не знают, что у нас в стране на смертную казнь объявлен мораторий?» Но, оглядев ещё раз избу, и не обнаружив в ней ни радио, ни телевизора успокоился, решив больше ничему не удивляться, и не без ехидства поинтересовался:

И много уже расстреляли?

Секретарь в шароварах удивленно посмотрел на гостя и ответил филосовски:

Приговаоивать приговариваем, но сие не означает, что расстреливаем. Что такое человек, приговорённый к смертной казни? Он и не человек вовсе, а оболочка, существо, которое пока ещё не там, но уже и не здесь. К тому же стрельба в селе запрещена нашей конституцией.

Конституция стало быть…- спецкор побарабанил пальцами по столу, - Может скажете и армия у вас есть?

Как не быть подтвердил помощник в косоворотке.

А суд, прокуратура, Может, суверенитет и прочая государственная атрибутика имеется?

Угу,- кивнул референт, - всё как у людей. В полной плепорции…

У Шайкина голова пошла кругом. «Уж не сон ли это? - подумал он и втихаря ущипнул себя за ляжку. Ляжка отозвалась болью. К счастью за окном послышалось знакомое тарахтенье его, Шайкина «жигулёнка». «Пора от сюда сматываться, покуда не свихнулся» - решил спецкор, и, наскоро попрощвшись с гостеприимным хозяином, прыгнул в свой автомобиль и ударил по «газам».

Вскоре на страницах одной из столичных газет появилась статья спецкора Шайкина. Надо заметить, что, может быть, впервые с начала своей деятельности в нынешнем своём качестве журналист не приукрасил своё творение ни единым лишним мазком. Оно и без того не вселяло ни в одного нормального человека ничего, кроме ужаса, что и подтверждалось многочисленными звонками читателей в редакцию. Шайкин ходил героем.

Не может такого быть, - возмущались взволнованные читатели

Может, - спокойно возражал им герой. – Своими глазами видел, собственными ушами слышал, - как неоспоримый аргумент вставлял он в конце каждого разговора.

Через несколько дней в редакции раздался звонок из органов весьма компетентных. Звонили, правда, не спецкору, а напрямую редактору. Оказалось, что там достали и разложили на столах самые, что ни на есть, масштабные, скурпулёзные и даже секретные карты. Губерния, о которой говорилось в статье Шайкина имелась, но упомянутого населённого пункта ни в ней, ни в рядом с ней расположенных обнаружить не удалось. В связи с этим обстоятельством у органов к редактору был всего лишь один вопрос: как у спецкора Шайкина с душевным здоровьем, если фантазии о несуществующем селе он даёт под рубрикой «Репортаж с места события»? По коридорам редакции поползла лёгкая паника. Коллеги стали косо поглядывать на своего сослуживца, подставил, мол, коллектив.

Ситуация прояснилась ещё через несколько дней. Невзлюбивший журналистов, а в их числе и спецкора Шайкина, за то, что те любят совать свой нос в его личную жизнь, известный кинорежиссёр собрал вдруг пресс-конференцию. Шайкин просто не мог упустить такой момент. Каково же было его удивление, когда в сидящем рядом с режиссёром артисте с огненно-рыжыми волосами Шайкин узнал того самого сельского делопроизводителя. Режиссёр представил его, как молодого, но талантливого актёра

Много говорилось о процессе съёмки, съёмочной группе и актёрах, но не было не слова сказано о сюжете фильма. Когда у режиссёра спросили об этом, он посоветовал ознакомиться присутствующим со статьёй спецкора Шайкина, чем вызвал в зале громкий хохот. Шайкин юмора не оценил и на киношников обиделся. Хотя больше о его душевном здоровье никто не справлялся, а назревший было скандал в редакции, как-то сам по себе утих.

Из неизбежных на наших жизненных дорогах проколов, каждый волен делать собственные выводы. Сделал их и спецкор Шайкин. Теперь вместо одной запаски он возит с собой две, хотя колёс на его автомобиле по-прежнему четыре.

10.2001г.